Очередь

В действительности лампу держал Лихвин, но неведомая гостья не подозревала о его присутствии. Пока она пробиралась по чердачным завалам, у него было время разбить горящую лампу и скрыться через окно, пожар вспыхнул бы мигом, учетчик с женщиной его бы не потушили. Но поджигатель точно забыл, кто он. Минуту назад хладнокровный циничный преступник безропотно покорился приказу. Появление служащей парализовало Лихвина ужасом, он замер, как изваяние, и держал лампу над головой, пока женщина не подошла настолько близко, что все трое смогли разглядеть друг друга. Пришелицей оказалась музейная билетерка. Она зябко куталась в накинутый на плечи халат и брезгливо зажимала ладошкой нос. В нескольких шагах от учетчика она заметила нечто привлекшее ее внимание, низко нагнулась и полезла под самый край, где кровля набегала на чердачное перекрытие. «Посвети мне!» – приказала она из темноты с досадой на недогадливость Лихвина. Тот обреченно повиновался. Учетчик тоже подошел.

Лампа осветила толстый оголенный провод, сверху на него был брошен обрезок стальной арматуры, в месте соприкосновения металл закоптился от вспышки. Если бы не музейка с ее опытностью и наметанным глазом, учетчик ни за что бы не догадался, что Лихвин поднял на чердак керосин для повторной попытки поджога, а первую предпринял еще до прихода учетчика. Лихвин подстроил короткое замыкание, проводка начала гореть, но предохранители обесточили здание. Женщина как бы в недоумении покачала головой. «А мы-то внизу гадаем, почему в музее свет выключился. Так и до пожара недалеко!» – сказала она с простодушием, прозвучавшим укоризненнее прямого обвинения. Она поддела железку носком резиновой калоши, на лету поймала и вышла из-под края кровли. Лихвин шел за ней с выпученными глазами и дышал через раз. Казалось, он заклинал служащую забыть о его существовании.

Музейка не забыла. Она окинула Лихвина цепким быстрым взглядом с высоты своего росточка и велела передать лампу учетчику. В тот миг, когда Лихвин разжал пальцы, а учетчик крепко взял лампу, ее ни в коем случае нельзя было уронить в разлитый керосин, музейка вдруг двумя руками с оттяжкой ударила Лихвина железкой в живот. Учетчик невольно вздрогнул от неожиданности и мгновенного представления о причиненной Лихвину боли. Такой железякой можно изувечить. Но Лихвин и не охнул. Удар произвел тупой ватный шлепок. И тотчас Лихвин обхватил себя руками и зигзагами кинулся наутек. Он петлял между кипами документов. Он не боялся сжечь эти бумаги, но даже в панике избегал на них наступать. Это его сгубило. Служащая метнулась наперерез, руша Лихвину под ноги нагромождения запасников. Зазвенела брошенная арматура. Музейка освободила руки, завела их за спину под накинутый на плечи халат, взметнула его крылом вверх, перекинула через голову, накрыла Лихвина и повалилась с ним в пыль.

Учетчик подоспел, когда поджигатель уже не сопротивлялся. Женщина сидела верхом на неподвижном теле и с усилием расстегивала широкий тугой ремень, для этого ей пришлось упереться коленом в живот Лихвину. Наконец, она высвободила из-под одежды толстую картонную папку. Лихвин прятал ее на животе под ремнем. Она защитила его. Ударом музейка проверила подозрение, возникшее у нее при виде Лихвина, и, судя по силе удара, не сомневалась в своей догадке. Она выдернула папку у вора. Учетчик посветил и прочитал на обложке: «Меморандум Движковой». Большего он не успел. Женщина отшвырнула от себя папку, как ядовитое насекомое. Она и не подумала развязать тесемки, заглянуть внутрь. В отличие от Лихвина она не чувствовала к секретным документам даже простого обывательского любопытства. «Какая гнусность совать нос в музейные тайны! – гневно фыркнула служащая. – Это же закрытое хранилище. Всем, кроме смотрителя, вход воспрещен. Ты тоже взял на память какое-нибудь дельце?» Учетчик отрицательно покачал головой. Поверила служащая или нет, заговорила она о другом: «Прибраться здесь надо. Но после. Сейчас нам страшно некогда. Учетчик, я тебя ищу по всему музею, а ты копаешься в мертвечине, которая для современников уже лишилась свежих соков, а для археологов еще не усохла как следует. При этом жизнь несется у тебя под ногами без твоего участия. Но, если поспешим, успеем. Жаль, что нельзя оставить здесь этого мошенника даже на время. Не верю я в его обморок. Жук притворился дохлым, чтобы вернуть отнятую добычу, как только мы уйдем. Думаю, он прекрасно меня слышит».

Музейка подняла Лихвина на ноги. Учетчик тоже подставил плечо. Каким же немощным, мягким, как куль, сделался горе-поджигатель! Вдвоем они потянули его к выходу. Учетчик спотыкался, пальто висело на нем гирей. Музейка сказала выкинуть из карманов лишнее, он пропустил совет мимо ушей, она не настаивала. Значит, не всех билетерка видела насквозь, как Лихвина, ее прозорливость была выборочной. Медь в кассе она не считала.

Пока они брели через чердак и руки Лихвина лежали на их плечах, а голова свесилась вниз, музейка вводила учетчика в курс событий. Одновременно она делала ему выговор.