По своей воле заботился банщик об учетчике или его обязали, он не выказал ни малейшего недовольства. Возможно, был рад заодно с учетчиком погреть косточки, смыть городские горести. Судя по тому, что учетчика увели из-под носа разъяренной толпы и угадывали его желания (при первом благоприятном ветре истопили баню, чего давно требовало покрытое коркой грязи тело, но вслух он не просил), авторитеты считали учетчика достойным противником на предстоящих переговорах и старались задобрить. Однако, когда учетчик, остывая в предбаннике после парной, прежде чем вновь нырнуть в жар, лениво поинтересовался, чего авторитеты на переговорах могут потребовать и на каких условиях, усердный, словоохотливый банщик ответил, что заранее учетчику этого никто не скажет, такова уж природа авторитетов.
Сам банщик, по его словам, не входил в их число. Он служил гонцом, представлял на переговорах вынужденно отсутствующего авторитета: обозначал его, передавал его мнение, как разрешить тот или иной каверзный вопрос на благо очереди. Учетчик с удивлением услышал, что отсутствующих важных персон, от кого на переговоры ходили гонцы, было больше, чем присутствующих. За стол переговоров с учетчиком сели только авторитеты, стоящие в хвостах очередей, на улице. Но в городе есть еще более влиятельные стояльцы, уже спустившиеся в подвалы, поднявшиеся на этажи. Они физически не могут отлучиться из живой очереди, это железное правило, не делающее исключений. Поэтому авторитеты из головы и чрева очереди держат связь с улицей и всем городом через гонцов. Банщик посетовал, что гончая должность крайне хлопотная и ответственная. Она требует самопожертвования, не давая взамен доверительных отношений. Гонец получает в руки запечатанный секретный пакет и несет его от своего авторитета кому-то или своему авторитету от кого-то. Своих имен у гонцов нет. Для ясности, чтобы сразу было понятно, от кого гонец, его нарекают производным от имени авторитета. Банщик, например, уже и сам забыл свое старое имя. Все его зовут не иначе, как Богомолец, поскольку он служит гонцом Богомола. Учетчик наверняка видел этого авторитета в подвале. Вечно сонный верзила с развязанными шнурками, непостижимо чем и как заработавший авторитет. У него обо всем свое мнение, заметил банщик, и особенно об учетчике. Другие авторитеты с ним считаются, Богомол долгое время провел в подвале рядом с учетчиком и присмотрелся к нему.
В этом месте рассказа учетчик возразил банщику: он помнил в подвале долговязого соню, но не заметил, чтобы тот проявлял интерес к учетчику и вообще к чему бы то ни было. Гонец снисходительно объяснил, что сонливость Богомола выработалась как защита от окружающих, чтобы реже обращались за советами и не лезли с лестью в надежде снискать его расположение. Почитатели всячески пытаются угождать обожаемому авторитету. Они выведали его пристрастия и подселили рядом с его местом в очереди кошку с котятами, предпринимали другие изощренные уловки – все тщетно. Богомол не путает службу с дружбой. Но его равнодушие обманчиво, он держит эмоции в себе. Он не гладит котят, просто позволяет играть шнурками своих ботинок, но это значит лишь то, что его любовь к кошкам не выражается внешне, в душе он увлечен игрой, его удовольствие не меньше кошачьего. Да, судя по наружности, Богомол никого в очереди не замечает, ничто его не волнует. Но он смеживает веки, чтобы отчетливее слышать и пронзительнее мыслить. Додумавшись до какого-нибудь решения, Богомол действует молниеносно. То он на неделю впадает в оцепенение, не передает на улицу никаких поручений, и гонец под стеной учреждения убивает время в пустом ожидании, то вдруг среди ночи принимается швырять из подвала камни, палки, что попадет под руку, осыпает бранью и угрозами прохожих уличников, требуя из-под земли достать гонца, в этот момент, как назло, отлучившегося на короткий отдых. И уличники, конечно, в страхе повинуются авторитету и достают Богомольца из самого укромного места, изнутри чудесного сна. И он, высунув язык, мчится получать поручение. Может, в нем нет никакой срочности, но обиднее всего, что и этого гонцам понять не дано, ведь их не знакомят с содержанием поручений. Отношение к гонцам хуже, чем к собакам. В насмешку их всех, поддерживающих связь нутряных авторитетов очереди с улицей, зовут созвездием гончих псов. Но до гончих охотников им, как до неба, в действительности они гонимые и загнанные.