Очередь

Прочтя один за другим все четыре экземпляра документа, учетчик поинтересовался, почему под ним будет стоять только его подпись. «Никого из нас служащие не знают, – ответила за всех стряпка Матвеевна. – Одного тебя они удостаивают отличия. Прочие номера и имена очереди для них китайская грамота, бессмысленный набор знаков. Неимоверно занятых людей любая лишняя запятая приводит в справедливое негодование. Да, в нас сидит страх, если ты это хочешь сказать, но не страх написать свои имена, их и читать не станут, а страх вызвать неудовольствие служащих».

Итак, документ был составлен в угоду служащим. Им удобно было иметь дело с заговорщиком в единственном числе, на него одного обрушить накопившийся гнев, не распыляя сил, не тратя времени. Своей подписью учетчик взвалил бы на плечи подвального секретаря всю вину и ответственность за полугодовую смуту в отношениях очереди со служащими. Но разве это соответствовало действительности! Вся учетчицкая натура противилась такому кривому решению. Конечно, секретарю уже никто и ничто не поможет. Не служащие, так авторитеты его покарают. И все же, все же…

С другой стороны, не слишком ли мало, всего по одной закорючке на четырех бумажках, просили от учетчика за право выхода из города вместе с Римой и учетным инструментом. Учетчик подозревал, что в тексте скрыты ловушки, по своему глубокому городскому невежеству он мог их не заметить. Нет, следовало семь раз примериться, прежде чем поставить под документом роковой росчерк.

Вслух учетчик сказал только, что подумает. Однако в паузах переговоров стал искать, с кем посоветоваться с глазу на глаз. Стряпке он больше не доверял. С беззаботным видом учетчик подошел во дворе к жуколовам. Когда он для затравки разговора погрузился в старые теплые воспоминания о загородных работах, мужички поддерживали разговор, хотя, судя по вымученным улыбкам, слабо различали даль прошлого, не мудрено, они тогда были безусыми юнцами. Но стоило учетчику плавно, невзначай коснуться переговоров, как оба затеребили бороды и вдруг, схватив учетчика под локти, стали просить совет. Оказывается, они задумали сделать сюрприз авторитетской братии, чтобы развеять скуку долгой зимовки, снять напряжение переговоров, которые неизвестно сколько протянутся. Жуколовы зарыли в цветочный горшок куколку вьюнкового бражника, занесли в дом и теперь гадали, выйдет из земли обманутая теплом бабочка до наступления весны или нет. Как учетчик оценивает шансы? Такое могли спрашивать малые ребята, а не матерые жуколовы. Они постарели и действительно все забыли. Учетчик отцепил от себя их робкие руки и пошел прочь.

Он воспрянул духом при виде Богомольца. Но дюжий гонец, недавно такой заботливый, несший на себе в дом уснувшего в бане учетчика, теперь не выказал и тени почтения. Богомолец собирал в саду сухие ветки на растопку и легко мог говорить между делом. Но когда учетчик попытался заговорить, гонец презрительно фыркнул и полез в узкую сырую щель между домом и забором. Там точно нельзя было найти сухой щепки. Зато учетчик, пойди он униженно следом, мог общаться только со спиной Богомольца. Гонец решительно от него отвернулся.

Всю ночь учетчик ворочался под могучий безмятежный храп авторитетов. Его не покидало ощущение, что так могли дрыхнуть только победители. К рассвету учетчик отлежал бока. Думать в постели было уже невмоготу. Он бесшумно поднялся и босиком обошел комнаты. В каждой густо спали участники переговоров. Жилые помещения смыкались в кольцо вокруг массивной высокой печи. Их разделяли дощатые перегородки, не достигавшие потолка, чтобы теплый воздух растекался по комнатам. Сейчас по дому гуляла стужа. Холодом обдавала беленая громада печи, самовольные обитатели дачи не осмелились топить ее в звездную ночь, сменившую ненастье. Спали в тесноте, укутавшись в одежду, некоторые в шапках. На высокой панцирной койке тонула в перине стряпка Матвеевна. Во сне она разметалась и затолкала к стене другую авторитетку, костлявую худую старуху, но та лишь крепче прижималась к горячей дородной соседке. Положив на подоконник очки, чтобы не раздавили, свернулся на сундуке калачиком первоподъездный старик-сверщик. Жуколовы спали на печи валетом, их косматые головы свисали в разные комнаты. Гонцам недостало возвышений, они расстелили дерюжки на полу. Впрочем, гонцы уже просыпались. Не обращая внимания друг на друга и на учетчика, они копошились в сумках, разворачивали и подносили к серому свету окон бумаги, на свежую голову просматривали вчерашние записи, бубнили неразборчивые места, перед тем как нести отчеты подвальным и лестничным авторитетам.