«А что я? – из дальних рядов толпы испуганно крикнул Кугут. – Я только выполнял указания сверху, полученные снизу через подвального секретаря!» Общий смех, негодующее шиканье были ответом на жалкие оправдания. Симпатичные лица обступивших учетчика уличников, сплошь незнакомых, светились дружеским участием. Кугута не подпускали и близко, а слышал он все, потому что каждое слово первоподъездного сверщика легким шелестом из уст в уста летело в разные концы людского моря. У старика была слабая грудь, он говорил с жаром, но тихим надтреснутым голосом, и так же полушепотом закончил внезапное чествование: «Очередь сурово карает отступников, готовых ради скорейшего достижения цели увильнуть в подлые разовые очереди и в конечном счете ввергнуть город в хаос, когда вакансии будут замещаться не по порядку, а по пронырливости. Но в равной степени не должен остаться без награды и подвиг отречения от соблазна, пример скромности и величайшего самообладания. Таков поступок учетчика. На таких, как он, держалась и держится очередь. Качать его!»
Множество сильных рук бережно подхватили учетчика. Бесполезно было сопротивляться, но он страшно напрягся. После стольких горьких уроков мог ли он принять за чистую монету льстивые речи! Чем восторженнее похвалы, тем меньше веры. Не издёвка ли за ними? И, все выше взлетая под одобрительный гул толпы, учетчик мучительно ждал подвоха. Он отчетливо представлял, как по условному сигналу качающие дружно уберут за спину руки и с любопытством будут глядеть, как он грянется оземь, хрипя и корчась от боли. Само ожидание удара таило опасность: окаменевшее, закрепощенное тело хрупче раскрепощенного, мягко налетающего на препятствие ветошками расслабленных мышц при внезапном ударе. С такими мыслями учетчик падал вниз.
Когда же он летел вверх под окна третьего этажа, он рисковал попасть на глаза знакомым, враждебно настроенным служащим. Главную опасность представляла Рая-архивщица, похоронившая учетчика в подвале. Он мог лишь надеяться, что ее не привлечет пышное чествование, что она не увидит его в окно и не скомандует вернуть беглеца под землю. Шофер и Зоя-пекарка волновали меньше: вряд ли они узнАют в учетчике учетчика, преображенного подвалом до неузнаваемости со времени встреч с ними. К счастью, в окнах учреждения мелькали только незнакомые служащие. Они без интереса глядели мимо учетчика. В здании одна соискательница Тася далеко вытягивала тонкие руки из форточки первого этажа и слала учетчику воздушные поцелуи. А сидящие на ветках деревьев уличные наблюдатели, те, что ночью с луной заглядывают в окна темных кабинетов, подбрасывали в воздух шапки. Правда, кричать «ура» они отваживались шепотом.
Когда учетчика поставили на ноги, у него качались перед глазами освещенные окна и приветливые лица. Чтобы учетчик чувствовал себя увереннее, старик-сверщик дружески обнял его и предложил покровительство первого подъезда. Он объяснил, что так бывает: не врос в одну очередь – врастешь в другую. Иногда разумнее заново начать городскую жизнь с нового номера. На втором подъезде свет клином не сошелся, пусть там находится хваленый 19 отдел кадров во главе с Зоей Движковой. Кстати, ее персональный интерес к учетчику штука обоюдоострая: может выйти для него и триумфом, и крахом. Первый подъезд предпочтительнее для новой жизни уже тем, что ему учетчик принес пользу, еще не успев занять очередь. Инспектор 1 отдела кадров противилась его посещению, он уловил протест, не пошел в гости, чем предотвратил разлад между кадровиками, в будущем учетчику это зачтется. Сверщик доверительно шепнул, что в 1 отделе все решает женщина-инспектор, а вовсе не замухрышка начальник, как бы он ни пыжился. В водопроводе он разбирается лучше, чем в тончайших кружевах кадровой работы. Что касается очередников первого подъезда, для них честь заполучить в товарищи такого несгибаемого стояльца, как учетчик. Правда, несмотря на все заслуги, ему придется встать в очередь, конечно же, крайним, иначе нарушится основополагающий принцип очереди. А учетчик за него пострадал и его незыблемость своим последним благородным поступком подтвердил.