Очередь

Сейчас измена большая, более явная, и чувства и мысли больше занимает. Думаю все время… Но если только думаю — это еще не любовь. Еще не любовь, а уже измена. Переступила!.. Переступила случайно — и покатилась. Черный день какой-то. Ну во всем. Настраиваю себя: измена — не измена… Качусь! И сразу профессиональный прокол. Любовь как жизнь: пока она есть — надо тратить, все равно кончится. Пошлятина какая-то. Кончится. Обязательно. Жизнь кончится обязательно. И все-таки в основе интеллигентности — сдержанность. Нет сдержанности — нет интеллигентности. А любовь — страшно… Черт ее знает, куда заведет. Наверное, потому люди и блудят чаще без чувств, что любви трусят, боятся. И мне страшно. Надо пойти позвонить…

А Стас все теоретизирует: и по поводу алкоголя, и по поводу любви, и по поводу нашего совместного жительства.

А Коля? Все ж дело в Коле. Коля — главное. Мы-то уже отмерли. Мы должны показать ему, как жить достойно. Показали… Показали!..»

— Доктор, простите, можно мне вам вопрос задать?

— Пожалуйста.

«Мало того что в очереди, так еще и ночью. Разве нельзя было днем?»

— Вы простите меня, но вот отец сказал мне, что кровь у него в моче. Что бы это могло быть? Опасно?

— Возможно, и опасно. Надо исследовать. Я-то не могу сейчас ничего сказать. Причин много.

— А рак может быть?

— И рак может быть. Исследовать, исследовать надо…

— А если рак, то не поздно уже?

— Нельзя этого сказать. Не знаю. Пойдите к урологу.

— Спасибо. Значит, сказать отцу, чтоб к врачу пошел?

— Конечно. К урологу, — отрубила Лариса.

— Спасибо. Запишу сейчас.

Лариса подумала, что интеллигентнее быть более сдержанной. В одной из машин она увидела яркий фонарь, стоявший на передней панели, и женщину, которая продолжала что-то вязать. «Неужели все дни она здесь вяжет?» Из другой машины раздался крик:

— Нарциссовна!

Лариса автоматически ответила:

— Борисовна.

— Какая разница?

— А вот такая! Я человек, а не символ в очереди, — раздраженно ответила Лариса.

— Да что с тобой? А как насчет юмора, символ?

— В меру. В меру, Валерий Семенович. Из другого окна высунулся Кирилл.

— А точно. Я тоже привык, что Нарциссовна. — И засмеялся.

Эта простодушная реакция остудила Ларису.

— У нас битлы, Лариса Борисовна. Хотите послушать?

— Нет, Кирилл, спасибо.

— Кирюша, Лариса Борисовна этого не любит, ей классику подавай. У тебя Перголези нет?

— Чего, чего?

— Это, Кирюша, я и сам не знаю чего. Что-то из детства помнится. Позабыл уже. Мы предпочитаем динамизм, ритм, здоровье, веселье. Правда, Кирилл?

— Ага. В школе у нас битлы были. Чего только не было! Ох, мы любили их. Сейчас времени нет.

— Кирилл, ты шофер, профессионал. Если не удастся записаться, можешь купить старую, сам будешь следить за нею, чинить. Ты же не мы.

— Это точно. Но новая лучше. Новую хочу. Подошел Дмитрий Матвеевич.

— В моей сотне все в порядке.

— Пока порядок. А что дальше будет, Дмитрий Матвеевич? А если драка?

— Может, конечно, Валерий Семенович. А что ваши люди?

— Молчат. Говорят, на Шипке все спокойно. А вы драться-то умеете?

— В детстве дрался, но немного. Сегодняшняя моя нравственность не позволяет мне драться. — Дмитрий Матвеевич засмеялся. — Однако я полагаю, при возникшем инциденте задача наша будет выпихивать, но не бить.

— Да! В драке только и думать — бить или пихать.

— Верно, но настоящее суперменство в том, чтобы в драке и ожесточении не бить, а победить.

— Попробуйте. Мы будем поглядеть со стороны. Услышав это «будем поглядеть», Лариса уже совершенно непонятно почему разозлилась и, не сказав ни слова, пошла прочь.

Впрочем, не прочь, а к телефону. Она шла между машин к райисполкому. Там, на улице, было светлее. Под дальним фонарем она увидела медленно шагавшего Стаса. В первый момент ей стало тепло на душе, и она кинулась было догнать его, чтобы предложить подвезти, но в этот момент ее повелитель споткнулся и, чтобы удержаться, схватился за столб. Вновь злость всколыхнула в ней все сегодняшние события, рассуждения. Лариса резко повернулась и направилась к автомату.

— Доброй ночи еще раз. Это опять я, Лариса Борисовна.

— Ничего нового плохого сказать не можем, Лариса Борисовна. Хорошего тоже ничего. Самостоятельное дыхание никак не восстанавливается. Один раз ненадолго упало давление — сделали гормончики, подняли. Из одного дренажа перестало течь. Вот думаем, промыть, что ль?

— А в верхние продолжаете лить?

— Лили. А теперь не знаем, может, остановиться? Сейчас хирургов позовем, вместе решим. Да! Аритмия некоторое время была.

— Хорошо. Спасибо. — Лариса повесила трубку и быстрым шагом пошла к машине.

«Господи! Отвези я ее сразу в больницу, она бы сегодня уже ходила. А я б спокойно стояла. Ее, наверное, даже привезти можно было бы на часок. Впрочем, я б не разрешила. Чертова машина! Разве я когда-нибудь отпустила бы такого больного? Да они все, аппендициты, вначале не похожи ни на что. Будто первый год работаю. Нет, нет! Кровь из носу — все-все надо сделать».

К машине она почти подбежала, рывком открыла дверь, включила зажигание. Но тут вспомнила, что сзади спит Тамара.