Очерк французской политической поэзии XIX в.

Визг блоков сцепленных, железных лап объятья
Зубчатых передач скрипенье в перекате,
Шум поршней, свист ремней и вечный гул окрест —
Вот эта музыка, вот дьявольский оркестр![43]

Центром стихотворения являются монологи рабочего, детей-работников, их матери и хозяина. Вот слова рабочего:

Хозяин! Видишь, как я бледен,
Как после стольких лет труда
Спина согнулась, мозг изъеден, —
Мне нужен отдых иногда.
Измучен я дешевой платой.
За кружку пива, за рагу,
За блузу новую могу
На всякий труд пойти проклятый.
Пускай чахотка впереди,
Пускай огонь горит в груди,
Пускай хоть сотня лихорадок
В мозгу пылает ярче радуг,
Пускай умру, пускай жена
С детьми на смерть обречена,
Но в землю лечь со мной нельзя им.
Возьми же их себе, хозяин!

Далее — монолог детей:

О, мать, до чего наша жизнь тяжела!
Нам фабрика легкие с детства сожгла…

Но тщетно мечтают они о великом счастье — сбежать от проклятых машин обратно в свою деревню, растянуться на лужайке, надышаться благоуханием трав.

В монологе матери тоже одно отчаяние. Участь рабочих на фабрике, по ее словам, хуже животных: корове дают отелиться в сухом и теплом хлеву, а каково беременной работнице?

А я… Пускай набухнет грудь тугая,
Пускай ребенок, лоно раздвигая,
Рвет плоть мою. И часа не дадут!
Тобой навек машины завладели —
Гляди — их пасти пышут там и тут,
Следи, чтоб их ручищи не задели
Созданье божье в материнском теле!

И следует монолог хозяина, повелителя машин и людей, для которого превыше всего нажива и который только презирает своих рабов-рабочих:

Всем, кто не поспевает к сроку,
Всем, от кого мне мало проку,
Лентяям, лодырям, больным —
Беда! Не будет хлеба им.
Ни слез, ни жалоб, ни упрека!
Колеса в ход и руки в ход!
Пускай работает завод,
Всех конкурентов разгоняя,
Все рынки мира наводняя, —
Хочу, чтоб ткань моя дрянная
Одела бы весь род людской,
А золото лилось рекой!

И снова поэт с такой печалью говорит, что в Англии в отличие от тех стран, где песни и музыка,

Не оратория звучит, а черный ад.
Тут алчность черная и нищенское горе
Не могут слиться и кричат.

Французская буржуазная критика конца 1830-х годов, разумеется, враждебно отозвалась о выходе сборника «Лазарь», где Барбье так остро затрагивал темы социальной несправедливости и противоречий буржуазного общества. Каковы бы пи были недочеты Барбье, не заметившего в эту пору в Англии чартистского движения, французский трудовой парод не забыл заслуг поэта. Подобно «Зиме» Эжезиппа Моро, «Медная лира» исполнялась на правительственных концертах Парижской Коммуны. С великой силой должны были доходить печальные строки Барбье до сердца парижских рабочих, уже считавших, что они добились своей заветной мечты — освобождения труда!

ПОЭТЫ-УТОПИСТЫ ИЗ НАРОДА

В начале XIX в. рабочий класс представлял собой «разделенные и разобщенные местными и национальными особенностями массы, связанные лишь чувством общих страданий, неразвитые, беспомощно переходившие от воодушевления к отчаянию»[44]. После Июльской революции и восстаний 1830-х годов рабочий класс, все более сплачиваясь и выдвигая требование «права на труд», настолько уже ощутимо участвовал в социально-политической жизни, что даже «признан был третьим борцом за господство»[45] в обществе. Но ничто, однако, так не говорит о неопределенности и нетвердости тогдашнего его пути, как изданный в 1841 г. известным сен-симонистом Олендом Родригом сборник «Социальные стихотворения рабочих»[46]. Родриг стремился показать то, что сен-симонисты считали ростом сознательности трудовых народных масс, но что на деле знаменовало собой лишь подвластность значительной части этих масс чарующим и пассивным мечтам о лучшем будущем.