Очерки агентурной борьбы: Кёнигсберг, Данциг, Берлин, Варшава, Париж. 1920–1930-е годы

21 августа 1925 года 2-й отдел поручил Кобылянскому на месте оценить полученный плацувкой «R.7/I» документ, исходящий от важного источника в штабе Красной армии, который сотрудничал с указанной плацувкой в рамках операции «М». Этим литером польский Главный штаб обозначал операцию по получению информации от подпольной монархической организации «МОЦР» – «легендой» КРО ОГПУ. Первым документом, полученным по этому каналу осенью 1925 года, был фрагмент плана развертывания Красной армии на западной границе в случае начала войны с Польшей. Кобылянскому поручалось и в дальнейшем производить первичную оценку поступающих материалов, не ставя в известность другой персонал миссии в Москве. Только за первую половину 1926 года через руки Кобылянского прошло 109 секретных советских документов, полученных плацувкой «R.7/I»[390].

В январе 1927 года Кобылянский направил в Москву секретный советский документ, переданный ему военным атташе Японии в Москве майором Курашигой. Он просил Центр оценить этот документ с точки зрения идентичности материалам, полученным по каналу «М». Сам он обращал внимание на множество признаков, которые, с одной стороны, говорят об их идентичности, с другой – на возможность инспирации со стороны советской контрразведки[391].

После возвращения в 1928 году в Польшу Кобылянский короткое время служил на командной должности в кавалерии. В качестве офицера резерва, закрепленного за 2-м отделом Главного штаба, с 1 февраля 1929 года был переведен в МИД Польши. С марта того же года по май 1930 года работал секретарем, позже – первым секретарем посольства в Бухаресте. Работая на этих должностях до 1935 года, Кобылянский вновь был включен в штат 2-го отдела Главного штаба. С 1 декабря 1935 года вплоть до начала войны исполнял обязанности вице-директора политико-экономического департамента МИД и одновременно начальника Восточного отдела министерства (Р. III).

С 1937 года Кобылянский по роду своей деятельности в рамках «Прометейского» движения курировал от польского МИД процесс налаживания взаимодействия с японским внешнеполитическим ведомством на Дальнем Востоке. Активизация стала возможной после серии переговоров Кобылянского весной 1938 года с секретарем японского посольства в Варшаве Масутаро Ино. Уже в августе японский посол Сако в Варшаве поставил в известность МИД Польши о готовности японской стороны включиться в финансирование движения на Дальнем Востоке. Предполагалось внести в совместный фонд сумму в 12 000 фунтов стерлингов[392].

После поражения Польши в сентябре 1939 года Кобылянский в составе остатков министерства пересек границу с Румынией, после чего прибыл во Францию, где исполнял обязанности заместителя начальника вновь созданного политико-пропагандистского отдела Главной команды Союза вооруженной борьбы – Армии Крайовой (ZWZ-AK). Это подразделение, действуя в составе Главной команды, решало задачи поддержания высокого духа сопротивления на оккупированных территориях и интеграции бывших военнослужащих Войска Польского в подпольную Армию Крайову[393].

Последние известия о его дальнейшей судьбе восходят к 1941–1942 годам, когда он, после недолгого пребывания в Лиссабоне, отбыл в Бразилию, где и проживал вплоть до своей смерти в 1967 году.

Бывший начальник реферата «Запад» 2-го отдела Главного штаба Тадеуш Шумовский, возглавлявший одну из лондонских комиссий по изучению причин поражения Польши в 1939 году, в своих выводах характеризовал Кобылянского как «вредителя, эгоиста и глупца», не обвиняя того, впрочем, в сотрудничестве с советской разведкой. Видно, какие-то основания так судить о своем бывшем коллеге у Шумовского были.

Польский историк Анджей Пеплоньский высказывает версию, что Кобылянский после вербовки сообщил своему руководству о случившемся и, в рамках крупнейшей дезинформационной операции, проводимой польской разведкой, стал использоваться в качестве агента-двойника. Единственным доводом в пользу этой версии высказывается соображение, что проанализированные польским исследователем материалы, направлявшиеся Кобылянским во 2-й отдел Главного штаба, не содержат признаков подготовленной на Лубянке дезинформации[394].