Очерки агентурной борьбы: Кёнигсберг, Данциг, Берлин, Варшава, Париж. 1920–1930-е годы

В ходе допросов Гриф-Чайковского, проводимых контрразведчиками Торуня, специально прибывшего из Варшавы представителя Центра особо интересовал всего один вопрос: сообщил ли он сотрудникам Абвера имя и сведения о характере работы Сосновского в Берлине. От ответа на этот вопрос для польской разведки зависело многое. Если Гриф-Чайковский назвал имя польского резидента, то могла стать понятной подозрительная результативность его работы в виде большого количества оригинальных германских секретных документов, полученных от агентуры, возможно, объясняемая его перевербовкой немцами. Версия о сознательной (не «втемную») работе Сосновского на германскую разведку в таком случае получала дополнительное подтверждение.

С другой стороны, поляки могли предположить, что, после того как Гриф-Чайковский назвал немцам имя Сосновского, они могли путем активной разработки выйти на его источники и, перевербовав их, направить в польский Центр качественно сработанную «дезу». В этом случае Сосновский, играя роль простого «почтового ящика», невольно стал жертвой германской дезинформации. Напомним, что во время следствия по делу Гриф-Чайковского резидентура Сосновского еще не подверглась разгрому и продолжала активно действовать.

Особенно польскую разведку интересовала проблема происхождения так называемого «А-Плана» (Aufstellungsplan) – исключительной важности документа Рейхсвера, содержавшего наметки стратегического плана ведения войны с Польшей и полученного ранее от Сосновского. Еще летом 1929 года он доложил в Центр, что имеется реальная возможность покупки оригинала указанного плана. Подполковник Студенцкий поручил Сосновскому начать переговоры о его приобретении, предварительно оговорив, что покупка будет возможна только в том случае, если польские специалисты будут убеждены в его оригинальности.

Часть плана была направлена в Варшаву, где аналитиками 2-го отдела он был признан подлинным, но дорогим. Далее начинается почти мистическая история, связанная со смертью сначала самого подполковника Студенцкого, а позже его преемника – подполковника Татара, погибшего в автомобильной аварии. Оба они были последовательными сторонниками покупки «А-Плана».

В отличие от них, подполковник Стефан Майер, относившийся скептично и к возможной германской угрозе и, соответственно, критично к предлагаемым к покупке материалам, все же, скрепя сердце, дал согласие на покупку оставшейся части материалов. Но в декабре 1932 года Сосновский передал ее в свой Центр даром, не заплатив своей агентессе Ренате фон Натцмер ни марки. Уже гораздо позже, во время следствия по делу Сосновского в Варшаве, с его слов стали известны обстоятельства продажи-покупки «А-Плана»[177].

Оказалось, что сам материал уже долгое время находился в распоряжении Сосновского, который хранил его в депонированной ячейке банковского сейфа. На этот счет у польских следователей до войны и исследователей истории польских спецслужб после отсутствуют единые оценки этого эпизода «дела Сосновского». Одни полагают, что он, в желании получить дополнительные финансовые «бонусы», вступил в тайный сговор со своей агентессой Натцмер, другие считают передачу в Варшаву оставшихся материалов «А-Плана» бесплатно вполне объяснимыми в тех условиях обстоятельствами.

После ареста Гриф-Чайковского вся эта темная история заставила польских разведчиков еще более критично отнестись к «успехам» Сосновского в Берлине. На основании таких подозрений возникал главный вопрос: сам «А-План» является фальшивкой или оригинальным документом Рейхсвера? От ответа на него фактически зависела судьба планов ведения войны на ее начальном этапе. Исходя из возможных угроз, польскому командованию необходимо было вырабатывать комплекс военно-организационных мер, призванных воспрепятствовать планам германского командования. Планируемым к нападению на Польшу германским группировкам необходимо было противопоставить соответствующие к отражению ударов силы, «оголяя» другие участки, строить фортификационные сооружения, создавать базы тылового обеспечения и т. д.

С момента возвращения Сосновского в Польшу в апреле 1936 и вплоть до 7 июня 1939 года, когда военным судом был вынесен приговор, следователи и аналитики польской разведки решали его судьбу. В конце концов решение об аутентичности «А-Плана» и других спорных материалов было принято не в пользу ротмистра, и он был осужден на 15 лет. Как отмечают польские исследователи, ключевую роль в обвинительном заключении сыграли экспертные оценки еще одного героя нашего повествования, о котором речь пойдет ниже, – начальника реферата «Восток» капитана Незбжицкого.