Очерки бытия российского (СИ)

В книге [49] С. Мельгунова приводятся имена наиболее активных членов ЧК под типичной рубрикой того времени - "страна должна знать своих героев". Это Землячка (Залкинд), Бела Кун, Г. С. Мороз (Шклов), Урицкий, Лацис, сподвижник Дзержинского в организации ЧК- Петерс. Это были люди "без дома" в буквальном смысле этого слова. Были они крысоловами русской революции. Один критик ассоциировал крысолова с Маяковским, но большинство с Троцким: -"Крошки мои, за мной! Я поведу вас на штурм проклятого режима!" Это один из образцов его агитации. Американский историк Патенауде (B. Patenaude) в книге "Троцкий" отмечал, что агитация была даром Троцкого [76]. В организации военных действий его участие было формальным лишь как создателя Красной армии. Этот период в истории России описан Цветаевой в поэме Крысолов, опубликованной в Праге в 1926 году. Проблема крысоловов как социальный феномен обсуждалась в Европе начиная с XV века. Ею интересовался Гете. Красная Армия не была армией революционных повстанцев, а всего лишь заблудившимся по дороге домой усталым от войны сбродом, насильственно загоняемым Троцким с помощью наемной гвардии в Красную армию, как загоняют скот на бойню. Такой видела Россию правнучка поэта Боратынского поэтесса Ольга Ильина во время своих блужданий в поисках мужа, ушедшего с Белой армией на восток [65]. По её словам, русский народ отвечал большевикам "пугающей усмешкой, сулящей неизвестное, усмешкой, ничем не похожей на ту иронию, которой научил нас Гейне и еврейство", ту иронию, которая спасала его политические стихи от подозрений в опошлении великих идей гуманизма в те революционные годы Германии. Что касается Троцкого, то жестокость его методов создания Красной армии оттолкнула от него многих его сторонников, облегчив, тем самым, победу Сталину. [76].

Вся сельская часть России пылала восстаниями против распространения большевизма, с которыми не могли справиться жесточайшие карательные экспедиции Тухачевского на западе России и Троцкого на её востоке [18, 19]. Главным поводом пересмотра кадрового состава партии большевиков стал Кронштадтский мятеж. Чистка началась 1-го августа, и до начала 1922 года из партии исключили 136 тысяч человек, то есть пятую часть всех членов. Уже в 1923 году превратили показательные суды и сфабрикованные обвинения в чистое искусство. В 1921 году Ленин писал наркому юстиции, что нужно "усиление репрессий против политических врагов Соввласти" и что для этого надо устроить ряд процессов в Москве, Питере, Харькове и "других важнейших центрах". Процессы должны быть "образцовыми, громкими, воспитательными", поэтому надо воздействовать "на нарсудей и членов ревтрибуналов через партию", чтобы научить их "карать беспощадно, вплоть до расстрела, и быстро". [45]. В итоге Ленин и руководство партии вынуждены были признать свои ошибки и изменить свою политику.

Для подавления волнений было решено заменить на продналог произвольную продразверстку. Идеологически это означало крутую смену курса, но в преддверии катастрофы с непредсказуемыми экономическими и политическими последствиями у большевиков не было выбора. "Экономическая передышка", по выражению Ленина, дала нужный эффект: крестьянские восстания прекратились, и были созданы предпосылки для улучшения продовольственного снабжения. Согласно исследованиям английского историка Р. Сервиса [19, 20], проведшего много времени в архивах КГБ, открытых в период перестройки СССР, среди большевиков по вопросу введения НЭПа единодушия не было. Одни были решительно против, другие соглашались с этим нововведением лишь при условии его временности. По-видимому, тайна пресловутой Новой Экономической Политики так и не найдет своего прояснения: то ли это была временная мера с целью потушить пожары крестьянских восстаний, охвативших Россию, то ли это было попыткой завершить захват власти, установив диктатуру новой советской буржуазии. "Над Лениным уже начинают посмеиваться, догадываясь, что большевики хотят стать буржуазией, но боязнь разделить участь дворянства их останавливает" - такое высказывание случайного встречного передал Пришвин в своем дневнике 1922 года.