Очерки Донецкого бассейна

— Какъ вамъ извстно, у насъ въ училищ очень часто бываютъ практическіе уроки въ шахтахъ. На такихъ урокахъ я всегда чувствовалъ себя весело, много работалъ и всегда прежде всхъ изучалъ пріемы разныхъ работъ. И мн не казалось трудной жизнь въ шахт… Вотъ я однажды и задумалъ провести лто на одномъ рудник, въ качеств простого забойщика. Задумалъ и сдлалъ. Манили меня дв цли — практическая и, если хотите, идейная. Практически мн положительно необходимо было зашибить за лто рублей сто, а на шахт, гд поденная плата минимумъ 70 к., а то поднимается для ловкаго рабочаго и до 2 руб., мн казалось легко зашибить такія деньги, причемъ, по моимъ разсчетамъ, я ни въ чемъ не буду себ отказывать — ни въ отдых, ни въ пищ. Ну, словомъ, мн улыбалась жизнь шахты съ этой стороны. Что касается идейной, то вы поймете сами, въ чемъ дло: желаніе сблизиться съ народомъ, гордость сознанія тяжелой работы, мечты о будущемъ… Мечталъ я ни боле, ни мене, какъ бросить свое привилегированное положеніе и сдлаться простымъ работниковъ. Ни боле, ни мене!… Такъ вотъ я и поступилъ на шахту. На первыхъ порахъ мн назначено было 1 р. 20 к. въ день — чего же больше? Принялся я работать. Обстановка мрачная. Работаютъ при масляномъ освщеніи, которое производитъ удушливый смрадъ. По щиколки въ вод. Въ лучшемъ случа, если нтъ воды, кругомъ по стнамъ и подъ ногами стоитъ какая-то ослизлая сырость. Но въ первый день я чувствовалъ себя ничего; только руки, отъ тяжелаго кайла, висли, какъ веревки, да спина мозжила. Въ голов тупость какая-то. Но все-таки урокъ свой я исполнилъ. На другой день въ шахту я спускался уже безъ всякой охоты, и дрожь пронизала меня, когда я очутился на томъ же самомъ мст забоя, гд вчера долбилъ. Но и въ этотъ день урокъ свой я кончилъ съ грховъ пополамъ. Только все время былъ въ какомъ-то сонливомъ настроеніи не то отъ усталости, не то отъ чего другого. Проспалъ я посл этого раза десять съ половиною часовъ и окончанія смны ожидалъ съ какимъ-то раздраженіемъ. Раздражала меня ослизлая, грязная блуза, бсилъ видъ чернаго угля. Но я все-таки упрямо ползъ и въ третій разъ. Но въ этотъ день на меня напало такое мрачное настроеніе, что я ежеминутно порывался бросить кайло, молотокъ и долото и вырваться на свтъ… Вы не можете себ представить, какъ тяжко лишеніе свта! По крайней мр, я до сихъ поръ не могъ представить себ, чтобы солнце было такъ необходимо человку. Когда я въ этотъ день спустился въ шахту, безпричинная и страшная тоска овладла мною. И я чувствовалъ, что это именно тоска по солнцу. Если бы солнечный лучъ ворвался туда, на глубину пятидесяти саженей, я бы, казалось, закричалъ отъ радости и принялся бы весело и съ удвоенною силой работать. Но солнца тамъ не могло быть, и я чувствовалъ, какъ сжималось отъ давящей тоски мое сердце, а умъ какъ-то обозлился… Только сонливость помогла мн. Работая кайломъ, я въ то же время сознавалъ, какъ глаза мои слипаются и все тло изнемогаетъ отъ жажды сна, безпробуднаго сна. И я уснулъ, не кончивъ работы… Эта сонливость, вроятно, происходятъ также отъ отсутствія солнца. Нтъ свта, и тло жаждетъ покоя, лишенное своего возбудителя, своей творческой силы… Но въ то же самое время сонливость — единственное спасеніе отъ тоски. Еслибы не нападала эта сонливость, то можно бы было, казалось, съ ума сойти, такъ что на четвертую смну я уже ожидалъ сонливаго состоянія, какъ нчто пріятное, и когда оно напало на меня, я уже работалъ, какъ машина. И все-таки опять уснулъ, на этотъ разъ еще раньше, чмъ вчера, уснулъ прямо въ ослизлой, сырой одежд, положивъ голову на глыбу угля и лежа бокомъ прямо въ холодной луж… Пятую смну я пропустилъ, просидлъ цлыя сутки на квартир и все время испытывалъ какую-то одурь. На шестой день я пошелъ, но не проработавъ и трехъ часовъ, уснулъ съ молотомъ въ рук, повалившись въ сырое углубленіе забоя, и Богъ знаетъ, сколько времени проспалъ бы, еслибы товарищи рабочіе, по окончаніи смны, не растолкали меня. Этимъ и кончилась моя попытка зарабатывать деньги кайломъ и жить вмст съ чернорабочими. Конечно, я могъ бы и дольше остаться, — вы видите, я человкъ сильный и выносливый, — но тогда мн нужно было бы выучиться пить, пить съ страшнымъ разгуломъ и дебошами, пить вплоть до пропоя послднихъ штановъ, какъ пьютъ только наши рабочіе. Я теперь увренъ, что жизнь шахтера можетъ проходить только между двумя состояніями — сонливостью и разгульнымъ пьянствомъ…

Дйствительно, слова юноши я вскор самъ проврилъ и въ значительной степени нашелъ ихъ справедливыми. Какъ работаютъ люди въ глубин шахтъ я что они чувствуютъ тамъ, объ этомъ я, конечно, не могу судить, — для этого пришлось бы очень долго съ ними жить въ очень близкомъ общеніи, — но какъ они живутъ на поверхности земли, при свт солнца, это я могъ и самъ наблюдать, но, главное, слушать ихъ собственные разсказы про себя.