Читаем Очерки Фонтанки. Из истории петербургской культуры полностью

Осень. Опять сыплет дождь, неторопливо опадают листья,Кружат вокруг и ложатся на траву,На кусты, на тропинки.Все равно. Один умерший листКоснулся, скользя, моего лица,Руки, а потом упал тут жеПод ногами, так, что переступил осторожно,Чтобы не растоптать его.Осень и грусть по всей земле,А через грядки и поляны идет человекС мешком на плечах и с граблями в руке,И стучится напрасно в дома,Идет дальше и стучится все дальше и дальше,Везде напрасно.Дома пусты, и окна забиты досками.Ничего, что прежде тут жили люди,Что из окон смотрели дети, смеялись.Сейчас окна забиты, потому что дома пусты, что осень.Так, осень. И сад покинут. И деревья шумят и плачут,И небо серое-серое, и такое грустное,Как только душа может грустить.Осень[282].

Что это? Эскизный пример для жены (ведь она пишет либретто – применение сонатной формы в литературе) как, похоже, считает Ландсбергис? Или поиски перехода из музыки в живопись: от сонаты музыкальной к сонате живописной через сонату литературную? Или просто – выплеск душевного состояния в привычной для него форме?

И небо серое-серое, и такое грустное,Как только душа может грустить…

В начале декабря 1909 года Чюрлёнис сообщал жене: «Сегодня Добужинский рассматривал мои картины, был обрадован ими и решил взять пять из них с собой в Москву, хотя и не обнадеживает, что они будут выставлены. Во-первых, уже несколько поздно, могут сказать, что нет места; во-вторых, хотя выставку готовит Союз, в Правлении верховодят консерваторы: Переплетчиков, Виноградов, барон фон Клодт… Говорят, что они сопротивлялись моему приглашению, приглашению Уткина и других крайних молодых художников. Добужинскому больше всего понравились мои „Ангелочки“, эти с цветочками и бабочками. После них – „Ангел“, тот, сидящий с красноватыми крыльями, – цветы и листья…

Вечером я зашел к нему – картины очень понравились всей семье. Потом пришел Сомов, тоже все посмотрел, но к похвале Добужинского не присоединился. Он сказал, что „Да, это очень красиво, но, Николай Константинович, вы как будто ближе к земле сделались – в этом году ваши картины более понятны“. Мне кажется, он прав. Добужинский находит, что картины в этом году „содержательны и глубже“, но это как-то не убеждает меня. Как думаешь ты? Вероятно, правда на стороне Сомова. Буду злиться на себя до тех пор, пока не нарисую что-либо хорошее»[283].

«Мы знаем теперь, – отмечал С. Маковский, – что это предвещало серию дивных „сказок“ Чурляниса, появившуюся в „Союзе“ 1910 года. Эти „сказки“, написанные темперой с примесью пастели, – подлинное волшебство. Перед нами уже не схемы и не ребусы, не графические построения музыканта, а видения художника, в душе которого вечно звучат странные и жуткие мелодии. „Сказки“ Чурляниса – галлюцинации, прозрения по ту сторону реальных предметов, реальной природы. Они поражают не сказочным вымыслом, а своей иррациональностью. Не декоративно выдуманы, а вдохновенно иррациональны эти фантастические конусы гор с дымящимися алтарями, неясные ряды все выше и выше в безмерность пространства вздымающихся пирамид, это белое полукружие райской лестницы, уходящей невидимо для нас в небо, это нагромождение, противоречащее всем законам тяжести, кошмарных зданий, над которыми вещий горит закат… Все вызывает в нас ощущение каких-то далеких, зарубежных перспектив, ощущение метафизических возможностей, скрытых в формах нашей, земной действительности.

Картины Чурляниса не для трезвых скептических душ…»[284].

Он жил, погруженный в красоту природы, его интересовала каждая мелочь, каждая веточка могла стать объектом его наблюдения. «Однажды, помню, – рассказывала его жена София Кимантайте, – сидели мы на невысокой дюне, неподалеку от горы Наглис. От солнца порозовело небо, и неожиданно над нашими головами поплыли удивительные облака – корабли с распущенными парусами, палевыми, надутыми ветром, окрашенными в розовый цвет. Скользят… Скользят… Гордо… – Посмотри, твои картины, – показала я. Я видела, вижу еще и сегодня, как он вскочил и вглядывался, совершенно забывшись, упиваясь этим небесным чудом»[285].

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Книга рассказывает о жизни и деятельности ее автора в космонавтике, о многих событиях, с которыми он, его товарищи и коллеги оказались связанными.В. С. Сыромятников — известный в мире конструктор механизмов и инженерных систем для космических аппаратов. Начал работать в КБ С. П. Королева, основоположника практической космонавтики, за полтора года до запуска первого спутника. Принимал активное участие во многих отечественных и международных проектах. Личный опыт и взаимодействие с главными героями описываемых событий, а также профессиональное знакомство с опубликованными и неопубликованными материалами дали ему возможность на документальной основе и в то же время нестандартно и эмоционально рассказать о развитии отечественной космонавтики и американской астронавтики с первых практических шагов до последнего времени.Часть 1 охватывает два первых десятилетия освоения космоса, от середины 50–х до 1975 года.Книга иллюстрирована фотографиями из коллекции автора и других частных коллекций.Для широких кругов читателей.

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
50 знаменитых больных
50 знаменитых больных

Магомет — самый, пожалуй, знаменитый эпилептик в истории человечества. Жанна д'Арк, видения которой уже несколько веков являются частью истории Европы. Джон Мильтон, который, несмотря на слепоту, оставался выдающимся государственным деятелем Англии, а в конце жизни стал классиком английской литературы. Франклин Делано Рузвельт — президент США, прикованный к инвалидной коляске. Хелен Келлер — слепоглухонемая девочка, нашедшая контакт с миром и ставшая одной из самых знаменитых женщин XX столетия. Парализованный Стивен Хокинг — выдающийся теоретик современной науки, который общается с миром при помощи трех пальцев левой руки и не может даже нормально дышать. Джон Нэш (тот самый математик, история которого легла в основу фильма «Игры разума»), получивший Нобелевскую премию в области экономики за разработку теории игр. Это политики, ученые, религиозные и общественные деятели…Предлагаемая вниманию читателя книга объединяет в себе истории выдающихся людей, которых болезнь (телесная или душевная) не только не ограничила в проявлении их творчества, но, напротив, помогла раскрыть заложенный в них потенциал. Почти каждая история может стать своеобразным примером не жизни «с болезнью», а жизни «вопреки болезни», а иногда и жизни «благодаря болезни». Автор попыталась показать, что недуг не означает крушения планов и перспектив, что с его помощью можно добиться жизненного успеха, признания и, что самое главное, достичь вершин самореализации.

Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / Документальное