Читаем Очерки истории европейской культуры нового времени полностью

Странная у нас получается картина: европейцы живут все лучше и лучше, а культура – в упадке. Но, может быть, все дело в том, что автор неудачно отобрал фрагменты и они вовсе не отражают общую культурную атмосферу эпохи? Очевидно, авторский отбор субъективен, но вспомним, что о серьезнейшем культурном кризисе в век цивилизационного прогресса говорили и писали многие выдающиеся мыслители совершенно разных направлений: Томас Карлейль, Фридрих Ницше, Лев Толстой, Альфред Вебер, Эрнст Трельч, Георг Зиммель, Вильгельм Дильтей, Эдмунд Гуссерль, Николай Гартман, Освальд Шпенглер, Николай Бердяев, Лев Шестов, Габриель Марсель, Карл Ясперс, Мартин Хайдеггер, Жан-Поль Сартр, Теодор Адорно, Макс Хоркхаймер, Герберт Маркузе. Список может быть сколь угодно длинным, но и приведенных здесь имен, думаю, достаточно для подтверждения того, что разнонаправленность движения культуры и цивилизации в Новое время – это не выдумка автора, а реально существующая проблема. Впрочем, нет нужды прикрываться мнением общепризнанных авторитетов, все и так ясно: цивилизационный прогресс заметен, думаю, абсолютно всем, но мало кто решится утверждать, будто культура сегодня развивается по восходящей.

Оспаривать наличие культурного кризиса вряд ли имеет смысл, лучше подумать о его причинах. В Средние века все научные и культурные процессы в Европе определялись догматами христианской веры в их толковании католической церковью. Автономными от веры и церкви, да и то лишь относительно, были в конце Средневековья только политика и экономика. Новое время как раз и началось с того, что автономной от церкви площадки добились для себя наука и искусство. Позже автономию получило и образование. Уже в Ренессанс острой критике подвергся институт церкви, в эпоху Просвещения – вся христианская догматика. Церковь перестала быть безусловным авторитетом.

Думаю, Карл Ясперс был недалек от истины, полагая, что основная причина кризиса культуры – падение доверия людей к авторитетам и структурам, не выдержавшим испытания временем. И произошло это в немалой степени благодаря успехам цивилизации. Чем больше человек знает, тем больше у него сомнений в том, что ему навязывают авторитеты, тем активнее он стремится до всего дойти своим умом. Если человек талантлив, его самостоятельный поиск может быть весьма продуктивным, и именно таким людям мы в первую очередь обязаны теми научными открытиями, которые радикально изменили мир. Обычно такие люди стремились уйти от проблем духовных и нравственных (поскольку те не имели убедительного рационального обоснования и поддерживались, главным образом, силой авторитета) и концентрировали свое внимание на естественных науках и технике. Прежде они часто исповедовали деизм, позже агностицизм, а то и вовсе были атеистами. В результате наука отделилась не только от теологии, но и от гуманитарной культуры, и мы уже давно привыкли говорить: наука и культура.

Со временем культура, отделившаяся и от религии, и от науки, превратилась в чисто гуманитарную культуру , а потом и вовсе стала терять почву под ногами. Заодно и авторитет. В этом нет ничего удивительного: трудно формировать мир духовных идеалов в отрыве от религии, а систему ценностей земного мира – в отрыве от естественных и социально-экономических наук. Сфера культуры стала расплываться, терять четкость своих внешних очертаний и ориентиров, что не могло не привести к ее кризису.

Следствием утраты доверия человека к общепризнанным авторитетам, к религии и общечеловеческим ценностям явилось широкое распространение морального релятивизма и просто цинизма. По-видимому, верно оценил ситуацию в современной европейской культуре, где господствует философский постмодернизм, немецкий социолог Детлев Клаусен: «Духовная жизнь сводится к использованию вырванных из исторического контекста цитат; необязательность становится жизненным принципом; истина меняется до неузнаваемости, оказываясь относительной; индивидуализация объявляется высшей целью, замаскированной под догмы экономического неолиберализма… И все это – реакция на секуляризацию».

Перейти на страницу:

Похожие книги

И время и место: Историко-филологический сборник к шестидесятилетию Александра Львовича Осповата
И время и место: Историко-филологический сборник к шестидесятилетию Александра Львовича Осповата

Историко-филологический сборник «И время и место» выходит в свет к шестидесятилетию профессора Калифорнийского университета (Лос-Анджелес) Александра Львовича Осповата. Статьи друзей, коллег и учеников юбиляра посвящены научным сюжетам, вдохновенно и конструктивно разрабатываемым А.Л. Осповатом, – взаимодействию и взаимовлиянию литературы и различных «ближайших рядов» (идеология, политика, бытовое поведение, визуальные искусства, музыка и др.), диалогу национальных культур, творческой истории литературных памятников, интертекстуальным связям. В аналитических и комментаторских работах исследуются прежде ускользавшие от внимания либо вызывающие споры эпизоды истории русской культуры трех столетий. Наряду с сочинениями классиков (от Феофана Прокоповича и Сумарокова до Булгакова и Пастернака) рассматриваются тексты заведомо безвестных «авторов» (письма к монарху, городской песенный фольклор). В ряде работ речь идет о неизменных героях-спутниках юбиляра – Пушкине, Бестужеве (Марлинском), Чаадаеве, Тютчеве, Аполлоне Григорьеве. Книгу завершают материалы к библиографии А.Л. Осповата, позволяющие оценить масштаб его научной работы.

Сборник статей

Культурология / История / Языкознание / Образование и наука
Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР
Опасные советские вещи. Городские легенды и страхи в СССР

Джинсы, зараженные вшами, личинки под кожей африканского гостя, портрет Мао Цзедуна, проступающий ночью на китайском ковре, свастики, скрытые в конструкции домов, жвачки с толченым стеклом — вот неполный список советских городских легенд об опасных вещах. Книга известных фольклористов и антропологов А. Архиповой (РАНХиГС, РГГУ, РЭШ) и А. Кирзюк (РАНГХиГС) — первое антропологическое и фольклористическое исследование, посвященное страхам советского человека. Многие из них нашли выражение в текстах и практиках, малопонятных нашему современнику: в 1930‐х на спичечном коробке люди выискивали профиль Троцкого, а в 1970‐е передавали слухи об отравленных американцами угощениях. В книге рассказывается, почему возникали такие страхи, как они превращались в слухи и городские легенды, как они влияли на поведение советских людей и порой порождали масштабные моральные паники. Исследование опирается на данные опросов, интервью, мемуары, дневники и архивные документы.

Александра Архипова , Анна Кирзюк

Документальная литература / Культурология