Очерки истории шумерской астрономии

Как мы уже отмечали, восход Солнца играл важную роль в шумерской и аккадской мифологии, с ним связано большое число мифологических сюжетов. Изображения Солнца в виде антропоморфного божества с пилой в руке во время восхода между двух гор в створке открытых ворот, охраняемых стражей, — важнейший сюжет староаккадской глиптики (см. выше)³⁰⁵. В шумерской мифологии место восхода солнца ассоциировалось с лесом, состоящим из деревьев ḫa-šu-ur₂ (вид яблони или кипариса?)³⁰⁶, а также с источниками подземных вод³⁰⁷.

В «Эпосе о Гильгамеше» (IX ii 1–9) гóры, откуда восходит Шамаш, определяются как Māšu, букв. «близнечные (горы)» (от шум. maš, «близнец»)³⁰⁸. Изображения восходящего солнца на староаккадских печатях содержат на самом деле две похожие горы с плоскими или заостренными вершинами (возможно, это раздвоенная вершина одной гигантской горы, основание которой уходит под землю)³⁰⁹. Стражники ворот изображались на печатях нередко в антропоморфном виде [Куртик 2007, рис. 25, 45, 46]. Они открывали створки ворот перед Шамашем и другими астральными божествами при восходе. dingir-meš ki-lal-la-an ma-aṣ-ṣar an-e u ki-tim «Два божества, стражники неба и преисподней», как они представлены в поздневавилонском тексте «Возвышение Иштар» [Woods 2009, p. 188, no. 21].

Считалось, что в «месте, где восходит солнце» (ki ^dutu e₃-a = ašar ṣīt ^dŠamši), солнечное божество творит суд, выносит решение, определяющее судьбу страны и живущих в ней людей, как об этом сказано в гимне Энхедуанны: di-ku₅-ru ki-utu-e₃ «Он вершит суд в месте, где солнце восходит» [TCS 3, p. 46: 489]. В другом тексте о восточном горизонте сказано: ki-^dutu-e₃ ki nam-tar-re-da «место, где солнце восходит, место, где судьбы определяются», цит. по [Woods 2009, p. 199]³¹⁰. Особое значение в I тыс. получили молитвы и заклинания к Шамашу во время его восхода в связи с родами. Предполагалось, что от него зависит судьба ребенка и матери [Polonsky 2006]³¹¹. Солнечный восход трактовался поэтически как «рождение солнца», вероятно, отсюда возникла метафорическая связь между восходом и родами [Woods 2009, p. 220].

Движение Солнца днем описывалось самым общим образом. Характерны следующие высказывания: ^dutu an za-gin₃-ta e₃-a «Уту, который восходит на ляпис-лазуритовом небе»³¹², ^dutu še-er-zi-da an-ki-a mul-mul «Уту, чье сияние небо и землю озаряет», ^dutu an-šar₂-ra gal-za «Уту, который небо в его полноте превосходно знает» [Alster 1991, lines 1, 8, 10].

В аккадском «Гимне Шамашу», датируемом средневавилонским периодом, но восходящем частично к более раннему времени, описывается непрерывное периодическое движение солнца: «На дальнюю сторону, которая неизвестна, и до которой мили не сосчитаны, / Ты, Шамаш, постоянно движешься, проходя днем и возвращаясь ночью» [BWL, p. 129: 43–44]³¹³.

Предполагалось, что солнце и другие светила движутся в небе с недостижимой для человека скоростью. Об этом сказано в мифе «Лугальбанда и птица Анзу», где герой получает сверхъестественный дар быстроты: utu-gin₇ du ^dinana-gin₇ / u₄ 7-e u₄ ^diškur-ra-gin₇ «двигаясь, как Уту, как Инанна, как семь бурь Ишкура» [ETCSL, Text 1.8.2.2: 171–172, 188–189]. В заклинаниях II–I тыс. предполагалось, что Уту/Шамаш пересекает небо на колеснице, запряженной четырьмя животными (исходно — львами, в более поздних текстах — ослами или лошадьми), как мы говорили об этом выше. Описания собственно колесницы, однако, мы не находим [Alster 1991; Krebernik 2001, S. 247–248; id. 2011, S. 604b].

День и ночь в шумеро-аккадской мифологии не были равны. Предполагалось, что ud gi₆-ta e₃-a «день выходит из ночи», а не наоборот. Ночь считалась старше дня, она предшествовала дню и порождала день [Woods 2009, p. 208–209]. День, ночь и солнце в мифологии олицетворялись. О первобытных временах, например, в мифе «Энмеркар и Энсухгирана» сказано: u₄-ba u₄ en-na-am₃ ĝi₆ para₁₀-ga-am₃ ^dutu lugal-am₃ «в те дни день был господином, ночь властелином, солнце царем» [ETCSL, Text 1.8.2.4: 14]. Предполагалось, что будущее зарождается в преисподней и потому находится в зоне действия солнечного божества. Будущее в аккадских текстах определялось как то, что находится позади. При этом употреблялось выражение warkīāt ūmī, букв. «дни, которые позади»³¹⁴. Логика была проста: прошлое нам известно, мы знаем его, поэтому пространственно оно находится перед нами, в то время как будущее неизвестно и невидимо, поэтому оно позади нас, мы его не видим [Клочков 1983, с. 28–29, 162–163; Woods 2009, p. 210].

В поздневавилонских текстах повествуется о том, что верховные божества Ану, Энлиль и Эйя определили Сину и Шамашу следить за правильностью движений звезд на небе³¹⁵. Неясно, когда зародилось это представление и можно ли относить его к более раннему периоду.