Очерки истории шумерской астрономии

Солнечное божество после своего захода часть ночи проводило в особом месте упокоения под землей. В источниках оно обозначалось шумерограммой E_2.NUN, которая читалась по-шумерски agrun, а по-аккадски kummu, букв. «целла, спальня, комната отдыха»³²². О том, что Уту/Шамаш уходит в agrun после захода и выходит из agrun при своем восходе, сообщается в ряде текстов³²³. В шумерском гимне (Utu B 9) утверждается, что Уту был рожден в agrun an-na, букв. «в небесном agrun»³²⁴. В старовавилонской «Молитве к ночным богам» о месте нахождения Шамаша после его захода сказано: «Справедливый судья, отец сирот / Шамаш вошел в свою опочивальню (^dutu i-te-ru-ub a-na ku-um-mi-šu)» [Horowitz 2000, p. 196: 12–13; Heimpel 1986, p. 128]. О ночном упокоении Уту сообщается также в мифе «Лугальбанда во мраке гор»: «О, Уту, … когда ты уходишь спать, люди с тобой спать уходят, / … когда ты восходишь, люди вместе с тобой встают» [ETCSL, Text 1.8.2.1: 240–242]. В более поздних текстах I тыс. подробно описывается возвращение Шамаша после дневных трудов, связанных с необходимостью пересекать небо, освещать землю и творить суд, к себе домой, где его ждет жена и заслуженный отдых [Heimpel 1986, p. 129].

Концепция «внутреннего неба»

В ряде текстов встречаем также идею о том, что солнечное божество и другие небесные светила (Луна, Венера, звезды и т. д.) после своего захода не покидают небо, а остаются на его невидимой части под горизонтом, определяемой как «внутреннее небо»; при своем восходе они появляются соответственно из «внутреннего неба». Употребляемые шумерские выражения: ša₃-an-na, an-ša₃, акк. qereb šamê, libbi šamê, букв. «середина неба», букв. «сердце неба» [Heimpel 1986, p. 130–140; MCG, p. 248–249].

Самое раннее свидетельство содержится, по-видимому, в старовавилонской «Молитве к ночным богам», где о заходе Солнца, Луны и Венеры сказано: i-li ma-tim iš-ta-ra-at ma-tim / ^dutu ^den-zu ^diškur u₃ ^dinana / e-te-er-bu-u₂ a-na u₂-tu-ul ša-me-e «Боги земли, богини земли (The gods of the land, goddesses of the land) / Шамаш, Син, Адад и Иштар / вошли в область „подола неба“ (the lap of heaven)³²⁵» [Horowitz 2000, p. 196: 5–7]. Здесь образное выражение «подол неба» (utul šamê)³²⁶ обозначает пространство под горизонтом, которое считается также частью неба, где солнце оказывается после своего захода³²⁷. В текстах заклинаний более позднего времени (двуязычных шумеро-аккадских) о том же сказано следующим образом: «О, Уту, когда ты входишь во „внутреннее небо“ (an-ša₃-še₃ = ana qe₂-reb ša-me-e₂), / Пусть запоры чистого неба приветствуют тебя, / Пусть двери небесные благословят тебя»; «Великий господин, когда ты восходишь из чистого „внутреннего неба“ (an-ša₃-ku₃-ga-ta e₃-zu-ne = iš-tu qe₂-reb šamê^e [ellūti i]na a-ṣe-ka)»; «О, Уту, когда ты восходишь из „внутреннего неба“ (шум. an-ša₃-ta e₃, акк. ina i-šid šamê^e tap-pu-ḫa), [твое] сия[ние покрывает небеса]», цит. по [MCG, p. 248–249].

Концепция «внутреннего неба», как она представлена в указанных текстах³²⁸, предполагает, что солнце после своего захода остается ночью на ненаблюдаемой части неба. Таким образом, получается, что небо не ограничено только своей видимой частью, но имеет некоторое продолжение под землей. В литературе в связи с этим высказывается предположение, что идея «внутреннего неба» представляла промежуточный этап при переходе от идеи куполообразного неба и плоской земли, принятой в шумеро-аккадской космологии, к представлению о сферическом небе [Heimpel 1986, p. 151]. Однако В. Горовиц отмечает: эта идея, хотя она и весьма привлекательна, находится тем не менее в прямом противоречии с многочисленными описаниями посещения солнечным и лунным божествами преисподней ночью [MCG, p. 248, no. 6] (примеры см. выше). Замечание В. Горовица безусловно справедливо, однако оно, по нашему мнению, не дезавуирует гипотезу В. Хаймпеля.

Все сюжеты в мифологических и религиозных текстах, повествующие о пребывании Солнца под землей ночью, имеют спекулятивный характер. Они соответствуют религиозным представлениям своего времени о существовании преисподней и подземного океана пресной воды. Это поэтические тексты, в которых фантазия автора компенсирует недостаток опытного знания. Они могли друг другу формально противоречить, поскольку требование непротиворечивости в мифологии не имело никакого значения.