Очерки из будущего

Признаюсь, я никогда не был уверен, кто из них прав, и сестра Тома не была мудрее. Иногда мы предполагали, что это могло быть причудливое желание поэкспериментировать с человеческой природой, или хладнокровный поиск материала для своего искусства. Сам он никогда не предъявлял никаких объяснений, отвечая на вопросы, касающиеся фактов, с большим усердием, но в остальном говоря нам, что все факты у нас перед глазами, и мы можем сделать собственные выводы. Было ли это мрачное молчание с его стороны, под которым на самом деле скрывалось глубокое сожаление, или он втайне смеялся над всеми нами, я так и не узнал. Он еще не женился, но он, конечно, никогда не казался человеком, способным серьезно относиться к Китти, – особенно после общения с такой женщиной, как его собственная сестра.

Что же касается этой опытной дамы, то Китти поначалу упорно продолжала воспринимать ее в дурном свете, но после того, как ее торжественно заверили, что Тедди ни на мгновение в глубине души не сравнивал ее с красавицей-бакалавром, она стала одной из самых преданных ее поклонниц и всегда говорила, что бесконечно обязана ей за то, что она поддержала Тедди в самый трудный час.

Но все это было позже. В следующую же среду после ее прогула – после того, как ее отца заверили, что Теодор должен был отчитаться в том, что он был "в невыгодном положении из-за обстоятельств", и будет считаться, что до следующего года не будет никаких записей, так или иначе, – ей разрешили выйти в "Кошечке" посмотреть на статую в закате, и именно по этому случаю она села рядом с Теодором и, положив свою гладкую щеку на его руку, сказала:

– Теперь ты видишь, Тедди, я была совершенно права в том, что в девятнадцатом веке было лучше, когда люди были разлучены клеветой, и страдали, и были героическими и постоянными, ведь только подумай, как мы счастливы сейчас, и на сколько мы стали верны! И я уверена, что буду гордиться твоей героической верностью мне, и твоей рыцарской верностью условиям той записки, которую я не получила, и твоим терпением к клевете, и несправедливости, и притеснениям со стороны начальства, и предательству со стороны друзей, и все это ради меня, – ты не представляешь, как я горжусь, Тедди! И я никогда не смогу быть достаточно хорошей, чтобы выразить свою признательность.

И независимо от того, рассматривал ли Тедди этот эпизод в столь же приятном ретроспективном свете или нет, он был достаточно мудр, чтобы без споров принять блага, предоставленные богами, и я думаю, что со временем благодаря Китти он действительно почувствовал, что когда-то в своей жизни он был героем.

1890 год

Очерки из будущего

Курд Лассвиц

Аромасия сидела в саду своего дома, мечтательно вглядываясь в голубую дымку прекрасного летнего дня 2371 года. То она следила глазами за маленькими темными облачками, появлявшимися то тут, то там на горизонте и внезапно сбрасывавшими на землю свой груз влаги; то снова обращала внимание на летающие кареты и воздушные велоципеды[12], проносившиеся мимо друг друга в суете широкой магистрали далеко внизу. Сад Аромазии располагался на высоте около трехсот пятидесяти футов над землей, на вершине ее дома. Строительство домов таких огромных размеров и превращение их вершин в сады и площадки для развлечений стало необходимостью, поскольку вся площадь земли внизу была отведена под сельское хозяйство. Земной шар был так густо населен, что каждый клочок земли использовался для посадки зерновых и разведения скота, чтобы предотвратить опасность голода. Поэтому везде, где позволяли воздух и свет, виднелись колышущиеся зерновые поля, а над ними на высоких и прочных колоннах возвышались дома, нижние этажи которых использовались для торговли и производства. Над ними возвышались жилые помещения, а крыши этих гигантских сооружений превращались в очаровательные сады, которые, благодаря своей воздушной и здоровой обстановке, становились излюбленным местом обитания людей.