Очерки из будущего

После того как музыка была доведена до такого высокого совершенства, что ухо уже не могло выдержать дальнейших усовершенствований в этом направлении, внимание все больше и больше обращалось на нос, который до сих пор был органом человеческого тела, которым, к сожалению, пренебрегали. Правильное развитие обоняния до этого времени было почти полностью упущено из виду прошлыми поколениями. Почему бы не культивировать его более тщательно, тем самым способствуя симметричному развитию человеческого тела? Ни одно другое чувство не оказывает более сильного воздействия на ассоциацию идей, чем обоняние, и поэтому его, несомненно, можно использовать для вызова определенных мыслей и чувств в человеческом разуме. Ученые стали тщательно изучать все особые свойства и эффекты различных запахов и эмпирическим методом открыли законы гармонии и диссонанса, управляющие ими. Благодаря огромному прогрессу в химической науке, стало очень легко готовить самые разнообразные ароматы в больших количествах, и после того, как ододион был выставлен пока лишь только в качестве диковинки во всех городах мира, он вскоре попал в дома семей, претендующих на приверженность к культуре.

Великие мастера в этой новой области искусства, среди которых Насо Одорато, миссис Сниффлер, старшая сестра Аромата, герр Смеллман, мисс Озодес, уроженка Греции и родители нашей героини, создали литературу запаховых пьес, в которой были представлены ароматы и запахи. Аромата, герр Смеллман, мисс Озодес, уроженка Греции, родители нашей героини, создали целую литературу одорических пьес и опер, которые по оригинальности замысла и красоте внушения вскоре встали в один ряд с произведениями величайших музыкальных композиторов прежних времен. Ододион, сопровождаемый человеческим голосом, оказывал такое завораживающее воздействие на разум, что стал любимым инструментом того времени. Все изучали новое искусство, а родители считали его важной частью образования своих детей, которые проводили все свое свободное время, упражняясь на ододионе, часто к большому раздражению некоторых из их соседей, которые не всегда ценили усилия любителей и очень жаловались, что атмосфера была перегружена самыми противоречивыми запахами, которые производили очень пагубное воздействие на их высокочувствительный носовой орган.

Аромасия Одосия Озодес, однако, была артисткой в истинном смысле этого слова. Ее аккорды запахов оказывали самое пленительное воздействие на слушателей, и пока она сидела, вкладывая всю душу в свою игру, розы, фиалки и сирень вызывали воспоминания о той золотой весенней поре, когда любовь только расцветала. Теперь этот аромат исчезает, комнату наполняет жасмин; нам кажется, что мы держим в руках букет увядших цветов, красота которых исчезла вместе с уходом нашей юной любви, и невыразимое чувство грусти наполняет наше сердце. Но тут, сквозь всю эту меланхолию, мы чувствуем запах презрения и легкомыслия непостоянных, передаваемый ароматом вина, присутствие алкогольных паров становится все более ощутимым, и вот уже как крик ужаса, тревожащий душу диссонанс, – это порох, и нас окружает запах могилы, несущий с собой безнадежность и отчаяние. Еще раз аккорды поднимаются до вопля бесконечной скорби, затем все стихает, и приходит тихая покорность.

Обессиленная, Аромазия опустила руку. В следующее мгновение она была схвачена и покрыта жгучими поцелуями. Незаметно через открытое окно на своем воздушном велоципеде влетел Магнет Ример-Уппернот[13] и теперь стоял на коленях рядом с ней. В его душе все еще звучали последние аккорды пьесы Аромазии.

Магнет, как и все его современники, носил сложную фамилию. После полной эмансипации женского пола дети носили объединенное имя отца и матери. Выходя замуж, дочери отказывались от имени отца, сыновья – от имени матери, а вместо него добавляли имя супруга.

Ример-Уппернот был поэтом. По нашим понятиям его можно было бы считать радикальным реалистом, но в его время на него смотрели не только как на крайнего идеалиста, но и причисляли к слабоумным последователям романтической школы. Для него век пара, когда царство воздуха еще не было завоевано, а человек все еще был вынужден лишь смотреть вверх, был золотым веком поэзии. Для него век, в котором боготворили один лишь расчетливый разум, был совершенно лишен поэтических идей, и он постоянно пел дифирамбы Новому Среднему веку, когда люди все еще верили в чудеса и не гнушались общаться с невидимым миром посредством вызывания духов. Однако он ввел одно новшество, которое обеспечило ему постоянное место в литературе. Он заменил строго научные и технические определения довольно неопределенными и туманными представлениями о некоторых поэтических процессах, которые господствовали в эпоху трансцендентальной философии. Большинство произведений его поэтической фантазии были написаны на немецком языке, и лишь изредка он сочинял джинглеты на универсальном языке.