Очерки из будущего

В его отношениях с товарищами по играм наблюдались те же особенности. Они признавали, что в нем есть что-то необычное, и относились к нему со смешанными чувствами трепета, очарования и недоверия. Но это недоверие не мешало ему быть выбранным в качестве лидера в любом движении, где требовалась организация, так как они видели его превосходство и смелую оригинальность.

Он ввел среди них идею играть в их игры за приз, состоящий из некоторого количества шариков, фишек или даже мелких денег, "на деньги", называл он это, заимствуя выражение из одной из своих любимых книг, и поскольку он был экспертом во всех этих играх, вскоре у него было больше призовых, чем его доля, и тогда он был готов "обмениваться" с другими, несмотря на то, что он знал, что такие сделки сильно осуждаются учителями. Его товарищи по игре тоже были против таких обменов, потому что, помимо нежелания нарушать школьные правила, они остро чувствовали безнравственность бартера, где единственной целью было получить больше, чем кто-то другой. Но у Оррина был талант возбуждать в других желание получить то, чем обладал он, и он пользовался их моральными угрызениями, чтобы заключить более выгодную для себя сделку. На самом деле у него отсутствовала нравственность, или, по крайней мере, её развитие было настолько несовершенным, что это чувство казалось почти атрофированным.

Даже если судить с его особой точки зрения, эти действия принесли бы ему мало пользы, если бы он не предавался другому аморальному занятию, еще более предосудительному, чем остальные. Во время регулярной субботней "сдачи", когда все школьные игры сдавались директору школы, чтобы в понедельник утром все поровну перераспределить, среди его одноклассников было известно, что Оррин часто оставлял себе часть выигрыша и таким образом накопил довольно большой запас фишек, шариков, лесок и тому подобных предметов. Не то чтобы эти накопления принесли ему много пользы, поскольку, когда все остальные каждую неделю получали от директора все, что хотели, у них имелась весьма ограниченная возможность использовать свои запасы для обмена.

Со временем стало заметно уменьшение общих запасов школы, и директор прочитал им лекцию о крайней небрежности, вызвавшей такую потерю, которую не оценил никто из учеников, кроме Оррина. Однако для удовлетворения его амбиций требовался какой-то новый метод, и вскоре он его нашел. Он организовал "магазин" XIX века и путем умелого обмена вскоре заполучил все фишки, шарики и складные ножи в школе. Но эта лавка, как и следовало ожидать, просуществовала недолго, потому что когда наступила следующая суббота, оказалось, что ни у кого из учеников, кроме Оррина, ничего нет. Конечно, последовали объяснения, и знание принципов девятнадцатого века в этом случае обеспечило мастеру Оррину суровое наказание, и магазин прекратил свою работу.

Однако этот жизненный опыт не только не сдержал Оррина и не наставил его на путь истинный, как это сделало бы с любым хорошо воспитанным ребенком, но лишь разжег его желание, и он увеличил свои усилия, хотя и направил их в новое русло, где разоблачение было менее вероятно. Вскоре у него уже был целый склад таких игрушек, которых не было в школе, но тут ему помешало неожиданное нападение с тыла. Родители приказали ему вернуть коллекцию теннисных ракеток, птичьих яиц и бит для бейсбола их первоначальным владельцам. Это было непредвиденное обстоятельство, к которому он совершенно не был готов, и он был склонен к восстанию. Но бунтовать было бесполезно, поэтому, сделав из необходимости добродетель, он использовал кредит, полученный благодаря этой неожиданной щедрости, для заключения более выгодных сделок при получении новых поставок, которые он хранил более скрытно.

Когда его школьные годы закончились, и он поступил в колледж, единственное изменение, которое Оррин внес в свое поведение, заключалось в расширении его деятельности, как и подобало расширившемуся полю деятельности. В колледже у него всегда была наготове какая-нибудь схема, с помощью которой он проводил комбинации и использовал других в своих целях. Его кандидаты на классные должности всегда избирались, он назначал эссеистов и ораторов для публичных занятий, когда студенты имели право голоса при их выборе, и он диктовал политику газет колледжа. И при всем этом он оставался за кулисами, его рука не появилась на виду ни разу. Со временем, устав от простоты и легкости этих махинаций, он сумел разделить класс на две фракции, избрать два отдельных набора должностных лиц, а затем выступил в роли миротворца между ними, став единственным независимым членом класса.