Очерки из моей жизни. Воспоминания генерал-лейтенанта Генштаба, одного из лидеров Белого движения на Юге России

Попав в Петербург в 1908 году, я стал наводить справки, в какое охотничье общество следовало мне записаться. После наведения нужных справок я решил записаться в небольшое Бабинское охотничье общество и в офицерское общество охоты Петербургского гарнизона.

Бабинское общество было небольшое (по уставу, членами могли быть только 30 человек) и арендовало очень хорошие охотничьи угодья недалеко от ст. Трубниково Николаевской железной дороги, около с. Бабино. Состав членов общества был чрезвычайно приличный и симпатичный, и, на мое счастье, открылась в обществе вакансия, на которую я и попал.

Офицерский охотничий кружок был чрезвычайно многочисленный, но имел право охоты на очень многих охотничьих угодиях (главным образом в казенных лесных дачах). Меня соблазнили тем, что устраиваются очень интересные облавы около Красного Села (то есть в двух шагах от Петербурга; причем выезжали из Петербурга в 7 часов утра и возвращались домой в тот же день к 7—8 часам вечера); что общество имеет в своем распоряжении очень хорошие угодья по Балтийской железной дороге для облав на лосей и на медведей и очень интересные участки в Тверской губернии в верховьях Волги, около озера Пено, где имеется самая разнообразная охота. Я записался и в это общество.

Впоследствии я записался в еще два небольших охотничьих общества: Офицеров лейб-гвардии 4-го стрелкового Императорской фамилии батальона и в совсем небольшое общество (было всего пять членов), арендовавшее небольшой участок около Ораниенбаума среди очень богатых охотничьих угодий Царской охоты и охоты герцога Лейхтенбергского. На этот крошечный участок (всего каких-нибудь 20—25 десятин) слеталась и сбегалась дичь с соседних хорошо охраняемых угодий. Другими словами, это небольшое общество на законном основании занималось браконьерством, но на своем участке. Меня записал в этот кружок Эрдели, командовавший в то время лейб-гвардии Драгунским полком и бывший его членом. Кружок этот просуществовал недолго (кажется, всего два-три года), так как участок был за крупную сумму арендован, кажется, Лейхтенбергским, решившим отделаться от «любителей чужой собственности».

Больше всего я любил ездить в Бабинское охотничье угодье. Выезжал я обыкновенно с Николаевского вокзала в субботу, часов в 9 вечера, а затем со ст. Трубниково или со ст. Бабино на лошадях направлялся в охотничий дом, нанимавшийся нами около селения Бабино (этот дом был небольшой старой помещичьей усадьбой, плохо меблированной и очень холодной, но все же уютной и особенно приятной весной и летом).

К поезду, на станцию, выезжал всегда старший егерь Степан со своими двумя помощниками. Тут же на станции он докладывал приехавшим охотникам о предполагавшейся охоте. Доклады его всегда были бодрыми и многообещающими, что, к сожалению, не всегда оправдывалось. В Бабине весной охота была на вальдшнепов – на тяге, на тетеревов и на глухарей.

Хорошей вальдшнепиной тяги в Бабине не было (мне ни разу не приходилось делать более четырех выстрелов в течение вечера), но местность была очень красивая, распускающиеся березки были чрезвычайно милы, а весенние бодрящие вечера, когда чувствовалось пробуждение природы, были великолепны. Стоя на тяге, прислушиваясь к звукам леса, невольно предавался мечтам, резко прерываемым раздающимся хорканьем налетающего вальдшнепа.

Тетеревиные тока около Бабина были хороши, и я на них наслаждался. Чтобы дать представление об этих токах, опишу одну из моих охот.

Приехав в одну из суббот в Бабино к 4 часам дня, я пошел с егерем Степаном на вальдшнепиную тягу. Вечер был чудный. Стоял я на перемычке между двух групп леса среди мелких березок. Слышал несколько раз характерное хорканье, но на меня вальдшнепы не налетали. Когда стало уже заметно темнеть, я вновь услышал хорканье и вслед за ним увидел вальдшнепа, довольно низко летевшего, чуть выше верхушек берез. Вальдшнеп летел как стрела, и мне казалось, что он летит, наклонившись на один бок. Невольно мелькнула мысль, что для ускорения своего лета он склоняется несколько на бок, как это делают пловцы при быстром плавании.

Вскинув ружье и следя через мушку за полетом птицы, я убедился в необыкновенной быстроте полета. Я невольно вынес ружье вперед почти на целую сажень и выстрелил. Вальдшнеп свернулся в воздухе в комочек и по инерции, падая на землю, пролетел по воздуху вперед сажени на три. Это подтвердило необычайную быстроту его полета.

Вернувшись в охотничий дом, я закусил и лег заснуть. Степан разбудил меня в 12 часов ночи, и мы двинулись на тетеревиный ток. Так как нужно было по дороге пройти по довольно болотистому району и пересечь два ручья, Степан оседлал для меня крестьянскую лошаденку.