Очерки из моей жизни. Воспоминания генерал-лейтенанта Генштаба, одного из лидеров Белого движения на Юге России

Приехав во Владикавказ, я поселился в небольшой гостинице и страшно скучал, ожидая вестей из Новочеркасска. Один мой знакомый просил меня занести во Владикавказе письмо к Тапе Чермоеву, председателю союза горцев. Чермоев меня очень любезно принял и в разговоре спросил, не согласился бы я помочь горцам сорганизоваться и устроить приличную армию. Я отказался, сказав, что теперь обстановка такова, что можно ожидать резню между горцами и терскими казаками и что в этом случае мое положение могло бы оказаться более чем странным.

Настроение во Владикавказе было напряженное. Почти каждую ночь разбойники-осетины делали набеги на город и грабили магазины. По вечерам я часто бывал у атамана Терского казачьего войска Караулова; от него узнавал обстановку.

В этот период началось движение в тыл отдельных частей с Кавказского фронта. Терская область и Ставропольская губерния стали наполняться большевистски настроенными солдатами. То там, то здесь начинали вспыхивать беспорядки. Началось брожение и в некоторых станицах Терского казачьего войска.

Атаман Караулов постоянно разъезжал и, насколько возможно, поддерживал порядок. Во время одной из таких поездок, в конце декабря, на станции Прохладная взбунтовавшаяся толпа отцепила его вагон от поезда, и он был убит.

12/25 декабря я получил телеграмму от Завойко (бывший ординарец Корнилова), что он вместе с генералом Корниловым будет во Владикавказе 13/26 декабря.

В этот день Завойко приехал, но один. Он мне сказал, что генерал Корнилов после неимоверно трудного путешествия 6/19 декабря приехал в Новочеркасск; что, познакомившись с обстановкой, сложившейся в Новочеркасске, генерал Корнилов решил, что ему там нечего делать, и решил проехать во Владикавказ, где сговориться со мной, вызвать из Екатеринодара генерала Деникина и решить, что делать дальше; что все к отъезду было готово, но в последнюю минуту генерал Корнилов под давлением московских общественных деятелей изменил свое решение и остался в Новочеркасске.

19 ноября/2 декабря 1917 года, в 11 часов вечера, генерал Корнилов вышел из Быховской тюрьмы к ожидавшему его Текинскому полку, поздоровался с ним и, сев на коня, отправился с полком в дальний и тяжелый путь. 20 ноября/3 декабря большевики узнали о бегстве быховских узников, причем, по полученным ими данным, выяснили, что некоторые из бежавших уехали из Быхова по железной дороге, а генерал Корнилов с другими и с текинцами отправился куда-то походным порядком. Большевиками было отдано распоряжение внимательно осматривать поезда, проверять у пассажиров документы и постараться поймать отправившихся по железной дороге. Для того чтобы перерезать путь Текинскому полку, ими было отдано распоряжение по телеграфу, через все телеграфные станции района, примыкающего к Быхову, сообщать в Ставку о всех данных, могущих точно выяснить направление движения Текинского полка. Большевикам удалось выследить путь движения полка, и около станции Унеча Черниговской губернии, предполагая перейти через полотно железной дороги, полк попал под сильный пулеметный огонь большевистского броневого поезда и понес большие потери. Затем, на другой день, полк наткнулся на засаду, устроенную в лесу, и от пулеметного огня понес опять значительные потери. После переправы через р. Сейм полк попал в плохо замерзший болотистый район и потерял много лошадей. Мороз держался крепкий; люди были плохо одеты, у лошадей посбивались подковы. Население в некоторых местах относилось враждебно, и не всегда удавалось получить продовольствие и фураж. Путь был крайне тяжелый. Наконец Корнилов решил снять тяжелый крест с верных текинцев и, полагая, что самим им будет идти безопасно, оставил их и, переодевшись крестьянином, с подложным паспортом, отправился на Дон один, куда и приехал по железной дороге 6/19 декабря.

14/27 декабря я получил телеграмму от генерала Эрдели, что генерал Корнилов меня вызывает. В Новочеркасск я приехал 16/29 декабря; из Екатеринодара приехали туда же генералы Деникин и Марков.

Я застал генерала Корнилова в большом колебании. Формирование Добровольческой армии было уже начато генералом Алексеевым. По характеру генералы Алексеев и Корнилов мало подходили друг другу.

Генерал Корнилов считал, что дело может пойти успешно лишь при условии, если во главе будет стоять один человек; генерал Алексеев говорил, что роли можно распределить; он указывал, что в его руках останутся финансовые вопросы и политика (внешняя и внутренняя), а генерал Корнилов всецело займется формированием армии и ее управлением.

Генерал Корнилов доказывал, что их параллельная деятельность будет вызывать постоянные трения и, прежде всего, в финансовых вопросах, так как каждую копейку на организацию и нужды армии придется ему испрашивать у генерала Алексеева. Затем генерал Корнилов указывал, что с развитием дела ему, как командующему армией, придется вплотную подойти к внутренней политике, которая будет находиться в ведении генерала Алексеева; что это, опять-таки, породит недоразумения и трения.