Очерки из моей жизни. Воспоминания генерал-лейтенанта Генштаба, одного из лидеров Белого движения на Юге России

Интересовал меня Императорский музей, о котором я много слышал от моей сестры, бывавшей в Японии (ее муж был консулом в Гонконге, а затем в Дайрене-Дальнем), и кой-что я читал про этот музей.

К сожалению, землетрясение 1923 года полуразрушило два больших боковых корпуса. Все бывшее в них было вынесено, уложено в ящики и где-то хранится. Здания осенью 1924 года только начали ремонтироваться. Средний корпус хотя тоже несколько пострадал от землетрясения, но ремонт в нем закончился к октябрю 1924 года, и посетители в него пускались. Но очень многое было еще спрятано по ящикам и публике не показывалось.

Таким образом, я многого не видел. Но все же и то, что показывалось публике, производило очень сильное впечатление. Удивительные материи, удивительные вышивки, поразительна тонкая работа резных украшений, драгоценностей; очень интересная коллекция древнего вооружения; чрезвычайно интересен отдел фарфора. Я очень пожалел, что бродил один по музею, без языка, без чичероне.

Впоследствии я хотел повторить посещение музея в сопровождении лица, которое могло мне помочь разобраться в массе интересных вещей. Но обстоятельства сложились так, что мне вторично в музей не удалось попасть.

В двадцатых числах ноября в Токио открылась ежегодная осенняя выставка хризантем. Выставка занимала большой сквер, граничащий с площадью перед Императорскими дворцами (перед Императорской резиденцией).

Я ожидал многого от этой выставки на «родине хризантемы». Но действительность превзошла мои предположения. Прежде всего меня поразило, до каких громадных размеров доводятся отдельные цветы; были экземпляры в диаметре больше фута! Кажется, нет такого цвета и такого оттенка, которые не придавались бы выращиваемым цветам. Клумбы были разбиты с большим вкусом, давая образцы хризантем от самых миниатюрных, как крошечная ромашка, до громадных, пышных, махровых цветов. Меня поразило искусство придачи любой формы кустам хризантем.

Но что мне не понравилось, но что в техническом отношении, конечно, просто поразительно, – это умение кустами хризантем изображать с поразительной точностью различные машины: автомобили, лодки, аэропланы, дирижабли, детские колясочки и проч. и проч. На эти произведения идут, конечно, хризантемы с густыми, но очень мелкими цветами. Техника большая, но вкусу ничего не говорит.

Как бордюром, сзади и с боков, выставка хризантем окаймлялась миниатюрными фермами, имениями, отдельными усадьбами и домами с крошечными постройками, речками, ручейками, дорожками, мостами и самыми разнообразными карликовыми деревьями. Искусство и красота поразительны.

В отдельных помещениях, в вазах и цветочных горшках (или ящиках), были выставлены самые разнообразные карликовые деревья, с указанием, что им 50, 100, 150—200 лет. А рядом такие же деревья были представлены как будто действительно растущие в почве.

Землетрясение 1923 года

Я не знаю, произошло ли оно в августе или сентябре, но еще было тепло, так как под Иокогамой еще купались, и многие погибли в морских волнах.

В океане, вблизи от Иокогамы, по-видимому, открылся кратер под водой, туда хлынула вода, и последовало несколько страшных взрывов, встряхнувших все в окрестностях Токио и Иокогамы и на значительное протяжение вдоль побережья и в глубь острова. Три или четыре сильных толчка (встряски) произошли довольно скоро один за другим. Первый толчок произошел в первом часу дня. В это время почти везде, где был газ, готовили по домам пищу. От встряски стали рушиться дома, лопаться газопроводные трубы и начались пожары.

О том, что происходило во время землетрясения, я пишу по рассказам архиепископа Сергия, епископа Нестора (который хотя сам не был в это время в Токио, но слышал рассказы от многих), бывшего советника посольства Абрикосова, подполковника Осипова, а затем и от советника японского министерства иностранных дел Сугино.

Архиепископ Сергий сидел в день землетрясения у себя в столовой и собирался обедать. Вдруг, к своему ужасу, он видит, что буфет отодвигается от стены и движется по направлению стола, за которым он сидел. Владыка вскакивает и бросается в коридор. В этот момент он почувствовал, что у него пол заходил под ногами, и, чтобы не упасть, он прислонился к стене, но тут же вспомнил, что ему советовали в случае землетрясения становиться в ниши дверей, проделанных в капитальных стенах. Такой ближайшей капитальной стеной была наружная стена, в которой была дверь из коридора, выходившая в садик перед его домом. Архиепископ бросился к этой двери. Новый толчок, дверь сама распахнулась, кругом полетели камни, штукатурка. В открытую дверь, с порога своего домика, владыка вдруг увидел, что собор как бы приподымается кверху, затем купол сдвигается, раздается страшный грохот, и собор скрывается в туче пыли.

Через несколько минут владыка увидал, что собор полуразрушен, купол провалился. Немного погодя раздался новый треск, новая встряска. Владыка совершенно потерял понятие о времени.