Очерки из моей жизни. Воспоминания генерал-лейтенанта Генштаба, одного из лидеров Белого движения на Юге России

Когда мы вышли из театра, я предложил Сугино где-нибудь поужинать. Он мне на это сказал: «Это не так легко. У нас вообще ужинать в ресторанах после 10 часов вечера не полагается. Везде все закрыто. Впрочем, я попробую вас провести в полурусский, полуяпонский ресторан». Этот ресторан (небольшой, но очень чистенький) оказался в европейской части города недалеко от вокзала. Хозяйка ресторана прожила во Владивостоке что-то около пятнадцати лет и совсем обрусела. Нас там накормили хорошо, и я потом несколько раз заглядывал в этот ресторан.

Как-то вечером зашел ко мне Сугино и предложил пойти на другой день утром на заседание коронного японского суда. Мне было вообще интересно посмотреть и послушать (имея такого переводчика, как Сугино) заседание японского суда, а кроме того, разбирался «русский» вопрос. Дело в том, что, после окончания борьбы с большевиками, известный атаман Семенов (Забайкальский) перебрался в Японию и, основываясь на том, что адмирал Колчак перед своей гибелью передал ему полномочия по руководству борьбой с большевиками в Сибири, объявил себя преемником адмирала и по званию правителя России и решил прежде всего это использовать с целью получить средства русской казны, еще находившиеся тогда в Японии.

В руках бывшего представителя Главного артиллерийского управления (в 1922—1923 гг. исполнявшего должность русского военного агента) генерал-майора Подтягина¹⁵⁸ (а может быть, полковника) сохранились довольно крупные суммы, предназначавшиеся для расплат по заказам русского Военного министерства.

Опасаясь, что большевики наложат руки на эти суммы, Подтягин положил их в японский банк на свое имя. Семенов предъявил претензию на эти суммы и добился, что до решения суда и Подтягин не мог ими распоряжаться. Конкурентами Семенова выступила компания, называвшая себя областным правительством Сибири. Они доказывали, что только они являются законными преемниками адмирала Колчака.

По-видимому, чтобы парировать удар областников, как говорили, по соглашению с Семеновым, претензию на эти деньги предъявили какие-то японцы, доказывавшие, что они по заказам Семенова снабжали русских в Сибири, но что расчет с ними не был произведен. Вопрос был запутан чрезвычайно; рассматривался в японском суде уже несколько раз, и, по-видимому, японцы не могли в нем разобраться. Я вместе с Сугино пришли на заседание суда.

По наружному виду – суд как суд. Как будто ничем не отличается от судов Франции (думаю, костюмы судей и адвокатов точно скопированы с французских). Наружная разница, по-моему, заключается в том, что посторонние адвокаты (а их в своих тогах набралось человек 50), которых интересовал процесс, сели не за судом, а перед столом с судьями, заняв первых четыре ряда скамеек, предназначенных для публики (в первом ряду сидели адвокаты, участвовавшие в процессе).

Само судопроизводство никакого интереса во мне не вызвало, но речи русских участников процесса (представители областников, атамана Семенова и Подтягина) явно выдавали, что все «дело» дутое и мошенническое.

Трудно было судьям, которые ни слова по-русски не понимали, и, пожалуй, еще трудней было присяжному переводчику, который под конец вспотел и, вытирая платком голову, взмолился перед судом, говоря, что у него «распухла голова», что он перестал что-либо понимать из того, что говорят русские, и просил прервать заседание до другого дня. Судьи рассмеялись. Посоветовались, и было объявлено, что заседание суда на данный день закрывается.

Несколько дней спустя Сугино пригласил меня и Артемьева прийти к нему на квартиру на чашку чая. Это приглашение я принял с большим удовольствием. От Артемьева я слышал, что Сугино, несмотря на то что прожил в России восемнадцать лет и его дочь кончила русскую гимназию во Владивостоке, а также несмотря на свой вполне европейский вид и европейский костюм, который он носил вне дома, возвращаясь домой, немедленно надевал японское платье и строго следил, чтобы у него дома не допускалось никаких отступлений от японской жизни, японских обычаев. Мне очень было интересно посмотреть домашнюю японскую обстановку.

В назначенный день и час Артемьев и я прибыли к дому Сугино на окраине Токио. Дом с большим и хорошо разработанным садом принадлежал ему. Дом по наружному виду довольно большой, но одноэтажный (я бы сказал, полутораэтажный, так как фундамент возвышался над землей аршина на два), окружен со всех сторон открытой террасой, на которую поднимались в двух местах у подъездов небольшие лесенки.

Зная японские обычаи, мы, несмотря на протесты хозяина, сняли ботинки и в носках вошли в обширную комнату, представлявшую из себя гостиную, но без стульев, кресел, диванов. Были ковры на полу, циновки, масса подушек, маленькие столики с цветами и безделушками и большие фаянсовые горшки с жаровнями с деревянным углем.