Очерки из моей жизни. Воспоминания генерал-лейтенанта Генштаба, одного из лидеров Белого движения на Юге России

Сугино, по-видимому, было приятно, что мы из уважения к японскому обычаю не вошли в комнату в нашей обуви. Но он категорически запротестовал, чтобы мы уселись на пол на подушки, а принес из соседней комнаты три стула (вероятно, раньше для этого приготовленных) и поставил их около небольшого круглого столика, единственного высокого в комнате (вероятно, также заранее приготовленного).

После нескольких общих фраз Сугино сказал: «А теперь позвольте вас познакомить с моей женой и угостить чаем». Затем хлопнул в ладоши три раза. Из соседней комнаты раскрылась дверь, и одна за другой появились три женские фигуры: первая, молоденькая и хорошенькая японка в ярком кимоно, несла поднос с вином и рюмками; вторая, пожилая с очень милым лицом, в сером кимоно, несла поднос с чайником и маленькими чашками; третья, молоденькая в европейском гимназическом костюме, несла поднос с печеньями.

Я, полагая, что хозяйка должна быть первой, в некотором недоумении склонился перед хорошенькой японкой. Сугино сказал: «Это ама (то есть горничная), а моя жена вторая». Смущенный, я исправил свою ошибку. Что это за обычай – пускать первой аму, а не жену – мне так и осталось неясным. Сугино как-то потом об этом вспомнил и, смеясь, сказал: «Европейцы часто так попадаются, но для японцев ясно, ибо хозяйка дома не может быть одета в яркое кимоно, а кроме того, она вносит главное угощение – чай, а не вино». Мне было как-то неловко спросить: «Но почему же все-таки хозяйка на втором месте?» В связи с этим Сугино мне рассказал, что жена американского посла устраивала живые картины, участвовать в которых согласились японки – дамы общества, но сказали, что будут в богатых, но одноцветных и неярких кимоно. Жена американского посла обратилась к жене японского министра иностранных дел с просьбой повлиять на японских дам, чтобы они надели яркие кимоно. Та рассмеялась и сказала: «Я не могу заставить наших дам участвовать в ваших живых картинах в нижнем белье. Дело в том, что мы, дамы общества, носим яркие ткани только в виде нижнего белья. Яркие же кимоно – это привилегия гейш».

Жена Сугино оказалась очень приятной и вполне европейской женщиной. Она очень скорбела, что власть в России захватили большевики и что жить там стало невозможно. Дочь ее, надевшая свое выпускное гимназическое платье в мою честь, оказалась совсем милой русской девушкой.

Хотя наружная обстановка их дома и уклад жизни были совершенно японские, но мне показалось, что многое пропитано «русским духом». В разговорах со мной на политические темы Сугино был очень осторожен. Высказывая личные симпатии к национальной России и выражая уверенность, что с большевиками будет невозможно жить японцам в согласии, как добрым соседям, он говорил, что, к сожалению, не все политические деятели думают так, как он. Что существует несколько течений. Что в настоящее время (декабрь 1924 г.) за то, что надо договариваться с большевиками, большинство и в парламенте и в Сенате (верхняя палата); что и среди членов правительства преобладает течение договориться с большевиками. Что главная этому причина – чрезвычайно тяжелое экономическое положение Японии и недостаток сырья; что Япония находится буквально в кабале Северо-Американских Соединенных Штатов и в сговоре с советской властью японские политические деятели видят единственный выход из катастрофического положения. Существует надежда, что, заключив соглашение с советской властью, Япония будет в избытке иметь рыбу (на питание и на удобрение полей), нефть, уголь, железо, дерево, бобы и прочие продукты.

При этом Сугино добавил, что даже и те политические деятели, которые не верят советской власти (и боятся ее заразы), и те считают полезным временно пойти на соглашение с большевиками. Эти политические деятели полагают, что соглашение с большевиками даст некоторое облегчение в получении нужного сырья и недостающих продуктов и в то же время даст возможность выиграть время и подготовить в Маньчжурии и прилегающей к ней Монголии обстановку, которая позволит в будущем эксплуатировать эти районы (указывал между прочим на проект проведения в Маньчжурии ряда железных дорог).

Таким образом, по словам Сугино, в конце 1924 года почти все политические деятели, хотя и по разным мотивам и имея различные конечные цели, были за соглашение с советской властью.

Эти свои информации Сугино закончил сообщением, что в настоящее время ведутся в Пекине переговоры японского посла с большевиком Караханом, которые, вероятно, очень скоро закончатся признанием со стороны японского правительства советской власти.

При наших разговорах у меня создавалось впечатление, что он говорит мне не только свое мнение, но и лиц, находившихся тогда у власти.