Очерки из моей жизни. Воспоминания генерал-лейтенанта Генштаба, одного из лидеров Белого движения на Юге России

Английский консул возвращался в свой участок, где-то около Тибета, после отпуска. По его словам, от последней остановки парохода ему предстояло еще совершить путешествие на носилках (в паланкине) в течение пятнадцати дней по очень скверной дороге. На мой вопрос: обеспечена ли всегда возможность получить носильщиков, он ответил, что это вполне обеспечено, ибо «мы хорошо платим». «А сколько же вы платите носильщикам?» – «Для меня, моего лакея и для багажа нужно три паланкина. На каждый паланкин требуется две пары носильщиков, то есть всего 12 человек. Считая для них дороги в один конец пятнадцать дней и обратно пятнадцать дней, я должен их нанять на один месяц. За это я уплачиваю каждому, при его продовольствии (питаются они рисом), по 5 долларов американских, что составляет 10 иен, или 10 мексиканских долларов, на которые ведутся здесь все расчеты. Всего же, значит, 60 американских долларов». Я удивился, что плата так мала. Англичанин мне ответил, что по китайским масштабам эта плата очень высокая и нет отбоя от предложений.

Ханькоу

Пароход подошел к пристани в Ханькоу около 4 часов дня. Встретил меня генерал-майор Бурлин¹⁶² (бывший в штабе у адмирала Колчака помощником начальника штаба). Он служил в Ханькоу в качестве инструктора по строевому обучению полиции на бывшей русской концессии.

Он проводил меня в гостиницу и сказал примерно следующее: «Обстоятельства несколько изменились. Китайцы, как вы знаете, признали советскую власть. Вчера уже здесь появился в советском консульстве какой-то большевик. На этих днях ожидают проезда и большевистского консула. Елизавета Николаевна очень боится, как бы ваше посещение не отразилось плохо на ней. Вас она очень хочет видеть, но просила меня привести вас к ней в дом сегодня в 11 часов вечера, чтобы никто не видел, что вы были у нее». Я согласился.

Хотя первое время большевики держали себя тихо и скромно, но впоследствии оказалось, что предосторожность, принятая Елизаветой Николаевной, могла быть не напрасной. Впоследствии, когда большевики уже укрепились в Китае и обнаглели, в Ханькоу как-то приехал генерал Лебедев (бывший начальником штаба у адмирала Колчака) и бывал у Е.Н. Литвиновой. Большевики нажали на китайские власти, Лебедев был китайцами арестован и посажен в тюрьму. Прошло много времени, пока Е.Н. Литвиновой, потратив на это очень крупные средства, удалось высвободить из тюрьмы Лебедева и перевезти его сейчас же (прямо из тюрьмы) на английский пароход. Но бедный Лебедев застудил в китайской тюрьме почки, долго болел в Шанхае и скончался от болезни почек.

В назначенный час, пробираясь в темноте «как тать», я был приведен к маленькой калитке сада Е.Н. Литвиновой. Затем через сад проведен в ее дом. Обстановка меня поразила: это была не частная квартира, а какой-то антикварный магазин. Масса очень ценных, старинных китайских вещей, но все это как-то беспорядочно переполняло комнаты. Получалось впечатление, что собраны здесь вещи из нескольких обширных квартир. В большой комнате, куда меня провел лакей, у окна стоял круглый столик, на котором были печенья и вино. Явно, что приготовлено для нашего собеседования. Я обратил внимание на то, что среди китайских вещей, у стены, на небольшом возвышении, под балдахином и окруженное золоченым шнурком стояло какое-то кресло. Литвинова потом мне рассказала, что это кресло привезено сюда из их дома в Шанхае. Что когда Государь Император Николай II, будучи наследником, ездил на Дальний Восток, он был у них в Шанхае в их доме и сидел в этом кресле.

Ждать Е.Н. Литвинову мне пришлось минут пять. В комнату вошла высокая, видная и еще красивая женщина. Произвела она на меня очень хорошее впечатление. Женщина она, безусловно, умная и властная.

Говорили мы довольно долго, и я, прощаясь, не пожалел, что ради знакомства с ней (а не только ради предлога знакомства с ней) я сделал путешествие из Шанхая в Ханькоу.

На другой день я завтракал у генерала Бурлина, и он показывал мне город. Европейская часть мне понравилась больше районов шанхайских иностранных концессий. Более уютные домики-особняки, больше зелени. Китайскую часть города не осматривали, так как там было очень неспокойно и европейцам не рекомендовалось туда заглядывать. На другой день мы тронулись в обратный путь.

Китайская смута начала 1925 года и шанхайские события того же времени

Китайская смута, завершившаяся падением китайской Императорской династии перед мировой войной и провозглашением республики, из-за борьбы между собой правителей отдельных провинций приобрела характер постоянной, нескончаемой внутренней борьбы, разорявшей страну и совершенно нарушавшей торговые отношения с Европой, Америкой и Японией.

Из этих стран поведение Японии производило впечатление, что она что-то замышляет, что-то подготовляет и даже как будто поддерживает и китайскую смуту, оказывая помощь то одному, то другому из китайских генералов-правителей.