Очерки о югославских информбюровцах

В историографии мало обращали внимание на причины, побудившие настоящих информбюровцев к противостоянию с режимом. На сегодняшний день наиболее полно проблему социальных корней информбюровского движения исследовал черногорский историк Б.Ковачевич. Но сделал он это применительно к черногорцам и с учетом социальной, культурной и исторической специфики Черногории. Тем не менее, если отделить из его анализа собственно черногорское, получается несколько причин, толкавших людей в информбюровцы. Во-первых, это традиционная любовь к России, перенесенная на Советский Союз, и воспитанная компартией вера в непогрешимость Сталина. Во-вторых, это политика привлечения технических специалистов на руководящие должности в системе госуправления, вызывавшая недовольство кадровых революционеров. В-третьих, недовольство граждан моральным разложением партийно-государственных функционеров. В-четвертых, недовольство привилегированным имущественным положением, которое они заняли после войны, предательством коммунистических идеалов. В-пятых, политика превращения партии в массовую, начатая после V съезда, возмущала старых партийцев, поскольку, с одной стороны, в партию шли карьеристы, а с другой, она как будто на деле доказывала справедливость одного из сталинских обвинений. В-шестых, насильственная коллективизация, хлебозаготовки, налоги, принудительные мобилизации рабочей силы породили в народе, особенно среди крестьян, недовольство, которое тоже способствовало появлению информбюровцев283.

Эти выводы Б.Ковачевича находят свое подтверждение в свидетельствах сознательных коминформовцев. Например, в Хорватии Франьо Лепотинец секретарь котарского парткома Врбовец, чья нелегальная деятельность длилась с 1948 г. по февраль 1950 г., ища потенциальных сторонников, в качестве аргумента указывал им, «что они боролись, а от этого сейчас ничего не имеют»284. 15 июля 1949 г. бежавший в Румынию секретарь парткома 1-го района г. Белграда Корач высказал следующие претензии к руководству КПЮ, которые мы приведем в том же порядке, что и автор: 1) массовый прием в партию весной 1948 г. и карьеризм новых членов, которых Корач считает чуждыми с классовой точки зрения; 2) выделение высокопоставленных партийцев в отдельные от рядовых членов парторганизации; 3) спецмагазины, где можно «покупать продукты и промтовары в неограниченном количестве по твердым ценам, а потом многие из этих привилегированных «деятелей» занимаются спекуляцией»285.

Еще сильнее обвинения в разложении и перерождении звучат в воспоминаниях В.Дапчевича. По его словам, после войны в партии началось «свинство». Он много рассказывает о массовом распространении привилегий и роскошной обстановки в руководящих кругах КПЮ, осуждает спецмагазины, описывает служебные льготы. Одной из причин тяги к материальному благополучию Дапчевич называет женитьбы на буржуйках. В этом он, сам того не зная, повторил оценки Христиана Раковского конца 1920-х гг. Когда после разгрома левой оппозиции в СССР перед Х.Г.Раковским встал вопрос об истоках советского термидора, среди ряда причин перерождения он назвал именно такую брачную стратегию партийных руководителей.

Последствием привилегий стало развитие карьеризма и подхалимства. «Те, кто подлизывались, – продвигались, те, кто критиковали, – нет». Дапчевич был недоволен кадровой политикой партии в тех же вопросах, что и Корач: «Началось оттеснение довоенных революционеров и благосклонность к разным новичкам, да и к людям, которые были во вражеских войсках. Тотчас же наверх начали пробиваться бывшие домобраны, да и усташи, бывшие жандармы и полицейские чиновники»286.

Б.Ковачевич указывает, что по результатам его исследований корни этих критических настроений восходят к концу войны, когда начало разрушаться имущественное равенство между рядовыми бойцами и руководством287. Это обстоятельство заметно сказалось на составе информбюровцев: среди них было 21880 участников Народно-освободительной войны, в том числе 1673 первоборца, то есть участника войны с 1941 года288.