Очерки по аналитической психологии

Мудрая Диотима сказала Сократу: «Эрос – это великий демон». Человек никогда полностью не справится с ним, а если и справится, то лишь нанеся себе вред. Эрос – это не вся заключенная в нас природа, но, по крайней мере, один из ее главных аспектов. Таким образом, выдвинутая Фрейдом сексуальная теория невроза базируется на истинном и фактическом принципе. Однако ошибка ее состоит в односторонности и ограниченности исключительно этим принципом, а кроме того, она совершает неосторожность, стремясь схватить неуловимый Эрос с помощью своей грубой сексуальной терминологии. Фрейд и в этом отношении является типичным представителем той материалистической эпохи[16], которая надеялась когда-нибудь разгадать в пробирке загадку мироздания. Фрейд и сам уже в пожилом возрасте признал, что его теория страдает неуравновешенностью, и противопоставил Эросу, который он обозначает как либидо, инстинкт разрушения, или – соответственно – смерти[17]. В одной из своих не опубликованных при жизни работ он писал: «После долгих сомнений и колебаний мы решились принять лишь два фундаментальных инстинкта: Эрос и инстинкт разрушения… Цель первого – устанавливать все большие единства и тем самым – сохранять, т. е. связывать; цель второго – напротив, разлагать связи и тем самым разрушать вещи… Поэтому мы его называем также инстинктом смерти»[18].

Позволю себе лишь это упоминание, не вдаваясь в более подробное обсуждение убедительности данной концепции. Ведь достаточно ясно, что жизнь, как и всякий процесс, имеет начало и конец и что всякое начало есть также начало конца. То, что имеет в виду Фрейд, есть, пожалуй, в сущности, тот факт, что всякий процесс это энергетический феномен и что вообще энергия может порождаться лишь напряженным единством противоположностей.

Ill. Другая точка зрения: воля к власти

Проблему новой психологии мы до сих пор рассматривали в основном с позиции Фрейда. Несомненно, мы узнали нечто, причем нечто истинное, которому, не исключено, наша гордость, наше культурное сознание говорят «нет», но что-то в нас говорит «да». Для многих в этом заключено нечто раздражающее и побуждающее к противоречию, для других – нечто вызывающее страх, и поэтому люди не хотят этого признавать. Действительно, есть что-то страшное в том, что у человека существует также некая теневая сторона, которая состоит не только, скажем, из маленьких слабостей и недостатков, а из какой-то прямо-таки демонической динамики. Отдельный человек редко знает об этом. Ему, отдельному человеку, кажется невероятным, чтоб он где-либо и как-либо выходил бы за пределы самого себя. Но если эти безобидные существа образуют множество, то из него возникает кошмарное чудовище, и каждый отдельный человек является лишь мельчайшей клеточкой в организме этого монстра, и ему волей-неволей приходится идти на поводу у кровожадности бестии и даже по мере сил питать ее. Смутно ощущая эти возможности теневой стороны человека, последнюю отказываются признавать. Благотворная догма о первородном грехе вызывает незримое противодействие, хотя она невероятно правдива. Мало того, люди не решаются даже признаться в своем конфликте, который, однако, переживают весьма мучительно. Понятно, что направление в психологии, делающее акцент на темной стороне, оказывается нежелательным и даже вызывает страх, так как оно вынуждает нас стоять над бездонной пропастью этой проблемы. Мы смутно догадываемся, что эта негативная сторона – часть нашей целостности, что мы имеем тело, которое, как всякое тело, неизбежно отбрасывает тень. Если же мы не признаем этого тела, значит, мы не трехмерные, а плоские и лишенные сущности. Но тело это – животное, имеющее животную душу, т. е. живая система, безусловно повинующаяся инстинкту. Соединение с этой тенью означает согласие с инстинктом и такое же согласие с той чудовищной динамикой, которая грозит из-за кулис. От этого нас хочет освободить аскетическая мораль христианства, рискуя до основания разрушить животную природу человека.