Очерки по аналитической психологии

Однако, пожалуй, все же недопустимо считать вроде как ненастоящей жизнь, подобную жизни Ницше, прожитую с редкостной последовательностью в соответствии с природой лежащего в ее основе инстинкта власти. В противном случае мы вынесли бы ему такой же несправедливый приговор, что и сам Ницше вынес своему антиподу Вагнеру: «В нем все неподлинно, а что подлинно, то скрыто или приукрашено. Он – актер во всех смыслах этого слова, в дурном и хорошем». Откуда такое предубеждение? Вагнер – как раз представитель того самого, другого фундаментального инстинкта, который Ницше игнорировал, но на котором базируется психология Фрейда. Если мы поинтересуемся, был ли этот первый инстинкт, инстинкт власти, известен Фрейду, то можно обнаружить, что Фрейд зафиксировал его под названием «влечения “я”». Но эти «влечения “я”» в его психологии влачат довольно жалкое существование рядом с широко, слишком широко, развернутым сексуальным моментом. На самом деле человеческая природа представляет собой поле жестокой и бесконечной борьбы между принципом «я» и принципом инстинкта: «я» – всецело граница, инстинкт – безграничен, и оба принципа обладают одинаковой властью. В определенном смысле человек может считать своим счастьем, что осознает лишь какой-то один инстинкт, и поэтому с его стороны благоразумно избегать знакомства с другим. Но, познав другой инстинкт, он пропал: тогда человек вступает в фаустов-_ский конфликт. В первой части «Фауста» Гете показал нам, что означает принять инстинкт, а во второй – что означает принять «я» с его зловещими глубинами. Все незначительное, мелочное и трусливое в нас отступает перед этим и сжимается. Для этого есть хорошее средство: мы делаем открытие, что «другое» в нас есть некий «другой», и притом некий реальный человек, мыслящий, делающий, чувствующий и желающий всего того, что недостойно и вызывает презрение. Итак, враг найден, и мы с удовлетворением начинаем с ним борьбу. Отсюда возникают те хронические идиосинкразии, отдельные примеры которых для нас сохранила история нравов. Особенно прозрачный пример – это, как уже говорилось, «Ницше против Вагнера, против Павла» и т. д. Но повседневная человеческая жизнь буквально переполнена подобными случаями. Таким остроумным способом человек спасается от фаустовской катастрофы, для которой у него, возможно, не хватает ни мужества, ни сил. Но целостный человек знает, что даже его злейший враг, и даже множество их не могут тягаться с одним самым опасным соперником – с его собственным «другим», который «живет в сердце». Ницше имел Вагнера в себе. Поэтому он завидовал ему из-за «Парсифаля». Хуже того, он, Савл, имел в себе также Павла. Поэтому Ницше стал носителем душевных стигм. Ему, подобно Савлу, пришлось пережить христианизацию, когда «другой» внушил ему «Ессе homo». Кто «пал перед крестом» – Вагнер или Ницше?

Провидению было угодно, чтобы как раз один из первых учеников Фрейда, Альфред Адлер[20], обосновал точку зрения на сущность невроза, которая базируется исключительно на принципе власти. Весьма интересно и даже по-особому увлекательно наблюдать, как по-разному выглядят одни и те же вещи при различном освещении. Заранее оговаривая основную противоположность, я хотел бы сразу упомянуть о том, что Фрейд все представляет как строго каузальную последовательность, вытекающую из предшествующих фактов. Адлер же, напротив, все представляет обусловленной целью упорядоченностью. Возьмем простой пример. Одну молодую даму начинают мучить приступы страха. Ночью она просыпается с душераздирающим криком от какого-то кошмарного сна, долго не может успокоиться, прижимается к мужу, умоляет его не бросать ее, хочет снова и снова слышать от него заверение в его любви и т. п. Постепенно из этого развивается нервная астма, приступы которой случаются и днем.