Очерки по аналитической психологии

В определенной степени за этой концепцией можно признать право на существование в той мере, в какой человек вообще в состоянии четко наметить линию своей жизни и придерживаться ее. Но мы знаем, что никакая человеческая дальновидность и жизненная мудрость не способны обеспечить нашей жизни заранее избранное направление, это возможно разве что на небольших отрезках пути. Такая точка воззрения значима во всяком случае лишь для «обычного» жизненного типа, но никак не для «героического». Второй образ жизни тоже встречается, правда, гораздо реже, чем первый. По его поводу уже нельзя, конечно, сказать, что человек едва ли может выбрать направление своей жизни или может сделать это лишь на короткой дистанции. Героический образ жизни безусловен, т. е. выбор жизненного направления определяют судьбоносные решения, причем сохраняющие свою силу и в случае печального исхода. Врачу, разумеется, чаще приходится иметь дело с обычными людьми и гораздо реже – с обладающими свободной волей героями, и, к сожалению, в большинстве такими, показной героизм которых оказывается на поверку инфантильным утешением перед лицом всесильной судьбы или же чванством, которое скрывает за собой саднящее чувство неполноценности. Во всемогущей повседневности, к сожалению, встречается мало такого необычного, вполне здорового. В жизни мало места для явного героизма, но нельзя сказать, что потребность в героизме вообще не возникает перед нами. Наоборот, самое скверное и тягостное для нас заключается как раз в том, что банальная повседневность предъявляет нашему терпению, нашей преданности, выдержке, самоотречению свои стандартные требования, которые следует выполнять со всем смирением и без каких-либо показных героических жестов, для чего, пожалуй, нужен истинный героизм, хотя на первый взгляд и незаметный. Он лишен внешнего блеска, не окружен похвалой и постоянно стремится рядиться в повседневные одежды.

Таковы требования, неисполнение которых приводит к неврозу. Чтобы избежать их, многие уже принимали смелые решения о своей жизни и реализовывали их до конца, даже если они и были заблуждением в глазах остальных людей. Перед такой судьбой можно только преклоняться. Однако, как уже было сказано, такие случаи редки, остальные же представляют подавляющее большинство. Для последних направленность жизни не является простой, ясной линией. Перед такими людьми судьба предстает весьма запутанной и преисполненной различных возможностей. И из всех этих многих возможностей всего лишь одна – их собственный и правильный путь. Кто мог бы, даже обладая всем доступным человеку знанием своего собственного характера, осмелиться на то, чтобы заранее определить эту самую единственную возможность? Разумеется, волей можно достегнуть многого. Однако в корне ошибочно стремление, взяв за образец судьбу некоторых личностей с особенно сильной волей, любой ценой подчинить своей воле и собственную судьбу. Наша воля есть функция, направляемая нашим замыслом. Таким образом, она зависит от определенности последнего. Наш замысел должен – коль скоро он вообще является некоторым замыслом – быть рациональным, т. е. соответствующим разуму. Однако разве кто-нибудь доказал и разве возможно вообще когда-либо доказать, что жизнь и судьба согласуются с нашим человеческим разумом, т. е. что они равным образом рациональны? Напротив, мы небезосновательно, предполагаем, что они тоже иррациональны, т. е. в конечном счете имеют свое основание и по ту сторону человеческого разума. Иррациональность события выражает себя в так называемой случайности, которую мы, как правило, вынуждены отрицать, так как мы ведь априори не можем не мыслить любой процесс как каузально и необходимо обусловленный, а следовательно, такой процесс и не может быть для нас случайным[25]. Однако случайность присутствует практически повсюду, ее очевидность настолько бросается в глаза, что мы с не меньшим успехом легко могли бы пренебречь нашей каузальной философией. Полнота жизни закономерна и вместе с тем не закономерна, рациональна и одновременно иррациональна, поэтому разум и обоснованная им воля всесильны лишь в очень небольших пределах. Чем дальше мы распространяем рационально избранное направление, тем больше можем быть уверены, что тем самым исключаем иррациональную жизненную возможность, которая, однако, имеет не меньшее право быть осуществленной.