Очерки по истории английской поэзии. Романтики и викторианцы. Том 2

Это не настоящее письмо, а лишь сохранившийся черновик; можно предположить, что гневные строки против английского Жречества не были отправлены Пэтти – в черновиках Клэр всегда давал волю тем чувствам, которые он предпочитал сдерживать на людях; и все-таки сила его негодования поражает – вспоминается Блейк с его ненавистью к Английской церкви, вспоминается saeva Indignatio из эпитафии Свифта[33].

В своей собственной эпитафии, написанной за десять лет до смерти, он просил написать лишь несколько полных смирения слов. Вот эта запись из Нортгемптонского дневника:

Я бы хотел лежать там, где Утреннее и Вечернее солнце могло бы подольше светить на мою Могилу. Пусть моим надгробьем будет грубый неотесанный камень, вроде жернова, чтобы шаловливые мальчишки ненароком его не сломали, и пусть на нем будут только эти слова: «Здесь покоятся надежды и прах Джона Клэра». Не нужно никаких дат, ибо я хочу жить или умереть вместе со своими стихами и прочими писаниями, которые, если потомство найдет их достойными, заслужат сохранения, а если нет, то не заслужат.

Джон Клэр (1793–1864)

Поэт-крестьянин

Любил он в мае плеск ручьев,

И ласточек полет,
И выгон, пестрый от цветов,
И в тучах небосвод.

Когда он слышал грома гул,

То был Господень гром,
В вечерней мгле на берегу
Стоял Пророк с жезлом.

Любое в мире существо,

Букашка и паук,
Священным были для него
Твореньем Божьих рук.

От роду молчалив и тих,

Задумчив с детских лет,
Крестьянин в тяготах своих,
В мечтаниях – поэт.

Вечерняя звезда

О Геспер, гаснет небосвод,

Густеет сумрак быстро;
В тебе одном сейчас живет
Земной надежды искра.

О Геспер, на траву легло

Тумана полотенце,
Как будто млечное тепло,
Дыхание младенца.

О Геспер, ты своим лучом

Ласкаешь мир влюбленно;
Роса невидимым дождем
Кропит земное лоно.

О Геспер, отблеск твой дрожит,

Как влага на реснице,
И пилигриму говорит
О том, что все простится.

Сидел на иве ворон

Сидел на иве ворон

И перьями сверкал,
А пахарь шел за плугом
И громко распевал:
«Свежа, как розовый бутон,
Молочница моя,
Я по уши в нее влюблен,
А девица – в меня!»
Так пел крестьянин на ходу,
Ведя по пашне борозду.

«Не нужно мне палат златых,

Богатства в сундуках,
Люблю молочницу мою
С румянцем на щеках.
Когда она доить коров
Шагает по росе,
Она, как Феба, хороша
В простой своей красе!»
Так пахарь пел, и все вокруг
Звенело песней – лес и луг.

«Моя любовь резва, юна,

Жизнь за нее отдам,
В холщовом платьице она
Не хуже модных дам.
Нежна, как лилия в лугу,
Как в гнездышке птенец…»
Встряхнулся ворон на суку
И каркнул: – Молодец!
Так пахарь на ходу слагал
Свой деревенский мадригал.

Наш ворон тоже был влюблен

И, чувствами объят,
Старался тоже сверху он
Прокаркать что-то в лад.
А пахарь шел и глотку драл
И нажимал на плуг,
И громким эхом отвечал
Ему весь мир вокруг:
«Люблю молочницу мою
И во всю мочь ее пою!»