Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI— XVII вв. Опыт изучения общественного строя и сословных отношений в Смутное время

К перечисленным выше проявлениям народного движения против московского правительства надобно присоединить беспорядки местного характера и прежде всего бунт астраханского гарнизона, которым руководил астраханский воевода князь Ив. Дм. Хворостинин, двоюродный брат близкого к Самозванцу и сосланного Шуйским князя Ивана Андреевича. Едва ли здесь не действовала семейная вражда к Шуйскому Хворостининых, много терявших с низвержением благоволившего к ним Самозванца. С другой стороны, местным характером отличалось глухое брожение среди восточных инородцев в Перми и на Вятке, также на западных окраинах новгородских и псковских. Здесь не было заметно склонности к активной борьбе с Москвой, но явно было нежелание служить царю Василию и склонность к имени царя Димитрия[108].

Мы очертили теперь всю ту территорию, на которой царь Василий не получил желаемого признания. По странной игре исторических случайностей царь из великородных бояр, громко отрекавшийся от опричнинных традиций последних трех царей московских, был признан как раз теми местами государства, которые так недавно составляли ненавистную ему опричнину и новый «двор», и, наоборот, он был отвергнут и поруган теми областями, которые были Грозным оставлены в старом, «земском» порядке управления. Действительность как будто бы доказывала реакционному правительству, состоявшему из притязательных княжат, что угнетавшая их опричнина оказалась могучим средством водворения государственной дисциплины, державшей замосковные и поморские области в повиновении даже такому слабому и самоуправному правителю, каким был Шуйский. Московский север до поры до времени молча наблюдал за развитием Смуты в южной половине государства и пока послушно посылал Москве людей и средства для борьбы с мятежом. Непосредственно Смута его еще не коснулась, и настроение северных городов не сказывалось ни в чем.

III Поход к Москве Болотникова, Пашкова и рязанских дружин. Раскол в стане мятежников и отпадение рязанцев на сторону Шуйского. Переход царя Василия в наступление. Отпадение Пашкова от мятежников и бегство Болотникова. Значение рассказанных событий

В первое время народного возбуждения против царя Василия с его боярским правительством все области московского юга готовы были соединиться в одном порыве против общего врага, не входя в разбор своих взаимных отношений. Когда Болотников от Кром вступил в область заоцких и украинных городов, к нему присоединились ратные люди Калуги и Алексина, присоединился и Истома Пашков со своими детьми боярскими. Немногим позднее на последних маршах к Москве сошлись с Болотниковым рязанские войска Сумбулова и Ляпунова. Единая армия мятежников 12 (22) октября подошла к Москве и стала готовиться к блокаде столицы. А в это время еще новая волна мятежных сил приливала с юга к московскому центру: шли из Путивля на Тулу казачьи отряды вора Петрушки. Современники, наблюдавшие развитие мятежа и пораженные небывалым и непонятным движением масс во имя «мертвого злодея», не были в состоянии сразу определить, кто и зачем поднялся на Москву. Одним именем «воров» окрестили они и казачью голытьбу, пришедшую с Поля, и холопов, бежавших из господских дворов, и рязанских дворян, приехавших под Москву с больших вотчин и поместий. Не отдавая себе отчета в том, какие побуждения привели под столицу ту или другую группу восставших, москвичи говорили вообще, что они восстали «на разорение православного христианства».

Но прошел первый месяц московской осады, и взаимное отношение общественных элементов стало разъясняться. Грамоты Болотникова показали и врагам и союзникам его истинный характер стремлений этого вождя. Патриарх Гермоген в ноябре 1606 года извещал свою паству, что «воры» под Москвой желают не только смены царя, но и коренного общественного переворота, именно истребления руководящих политической и экономической жизнью государства общественных слоев. Столь радикальная программа «воров», бросая в панику тех, на кого она была направлена, нравилась московской черни. Шел слух, что разнузданная предшествующими событиями толпа могла бы передаться на сторону мятежников и погубить Москву, если бы в самом лагере восставших не произошло раскола. Возможность коренной общественной ломки испугала многих союзников северских дружин и повела к тому, что ополчение распалось ранее, чем достигло под Москвой какого-либо успеха[109].