Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI— XVII вв. Опыт изучения общественного строя и сословных отношений в Смутное время

Первым указом 7 марта запрещалось, вопреки закону 1597 года, «в неволю давати» тех «добровольных холопей», которые сами не захотят выдать на себя служилую кабалу. Справедливо замечают об этом законе, что он «вовсе не означает того, что законодательство начало снисходительнее смотреть на договор личного найма: напротив, он усиливает строгость этого взгляда». Тенденция указа совершенно ясна: он был направлен против обычая держать «вольных холопов» без явки их правительству и без формального укрепления. Мы знаем, что и раньше, при Борисе, шла борьба с этим обычаем, скрывавшим в частных дворах от глаз правительства великое множество гулящего люда. С 1597 года каждого, кто прослужил в чужом дворе не менее полугода, закон обращал в кабального холопа, даже и в том случае, если он «кабалы на себя дати не похочет». Его господину из Холопьего приказа обязаны выдать на такого слугу служилую кабалу, если «сыщут, что то добровольный холоп у того человека служил с полгода». В марте 1607 года царь Василий отменил этот сыск. На основании правила, преподанного рабовладельцам, «не держи холопа без кабалы ни одного дни; а держал безкабально и кормил, и то у себя сам потерял», царь Василий приказал спрашивать у добровольных холопов, на которых «учнут государи их бита челом о кабалах», лишь о том, желают ли они сами дать на себя кабалу. Если холопы заявят, что кабал дать на себя не желают, то по царскому указу одного этого было достаточно, чтобы отказать в иске их господам. Возлагая на риск рабовладельцев все последствия, вытекавшие из неоформленной сделки с их добровольными слугами, царь Василий надеялся вернее достигнуть цели: прекратить неудобный для правительства обычай. Однако дальнейшая правительственная практика показала ему неудобство и вновь установленного порядка, и царь стал сомневаться в его пользе. Выяснилось, что вместо требуемых правительством служилых кабал «люди всяких чинов» стали «приносить к записке» в Холопий приказ особые «записи на вольных людей, что тем вольным всяким людям у тех людей служите по тем записям до своего живота». Жилые или житейские записи, которыми скреплялся договор личного найма, должны были быть срочными, писались «на урочныя лета» и не влекли за собой холопства нанятого работника. Появление записей бессрочных, «до живота», было необычно в практике Холопьего приказа и указывало на то, что взамен воспрещенного обычая держать слуг без кабал стали вводить обычай нанимать людей без срока. Нетрудно было догадаться, что подобный бессрочный наем был, в сущности, уловкой, закрывавшей от глаз правительства «добровольное холопство». Указом 9 марта 1608 года царь Василий запретил принимать такие записи и «в холопьи записные книги записывать не велел». Но, очевидно, борьба с крепким обычаем владельческой практики стала казаться царю непосильной, и он понял, что для добровольного холопства было слишком много благоприятных условий в хозяйствах, бедных рабочими силами и потому не имевших возможности формально кабалить каждого перехожего рабочего. И вот, вопреки принятой им 7 марта 1607 года мере, царь лично указал 21 мая 1609 года «отдавать старым государям» тех бескабальных холопов, которые жили у владельцев не менее пяти лет, хотя бы такие холопы и отказались выдать на себя кабалы добровольно. Распоряжение это царь сделал временно и условно – «до своего государева указу, а о том рекся государь говорить с бояры». Можно думать, что царь Василий сдержал это свое обещание и внес свои сомнения по вопросу о сроке бескабальной службы в боярскую думу: в том же году, 12 сентября, состоялся боярский приговор, который отменил указ 7 марта 1607 года и восстановил действие закона 1597 года о шестимесячном сроке добровольной службы[117].

Всего на два дня позднее первого распоряжения о холопах, именно 9 марта 1607 года, царь Василий в торжественном заседании освященного собора с боярской думой рассмотрел вопрос о владельческих крестьянах и холопах. Собрание слушало доклад, внесенный из Поместной избы, и по поводу доклада составило о деле свой приговор – Соборное уложение. К сожалению, текст этого важного уложения сохранился в испорченном виде. Вероятно, это произошло потому, что подлинный приговор собора, записанный, по обычаю, в книгу того приказа, от которого шел доклад (в данном случае Поместного), сгорел вместе со всей книгой в знаменитый «московский пожар 1634 года» и после пожара в 1626 году не мог быть официально восстановлен. Уцелела только изданная Татищевым в его Судебнике частная копия, или даже простой пересказ «уложения». Недостатки уцелевшей редакции, полученной Татищевым от казанского губернатора князя Сергея Дмитриевича Голицына, заставили многих усомниться даже в том, что существовал и самый закон 9 марта 1607 года. Можно однако думать, что голицынский текст передает – может быть, и с большими погрешностями – действительно состоявшееся узаконение. В этом нас убеждает полное соответствие уложения 1607 года обстоятельствам той минуты, к которой оно приурочено.