Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI— XVII вв. Опыт изучения общественного строя и сословных отношений в Смутное время

Как и в Пскове, своя особая смута кипела в понизовых инородческих местах. В 1608 году центром ее были уже не мордовские земли, а земли горной и луговой черемисы. После того как Гр. Гр. Пушкин усмирил Арзамас и Алатырь и «привел к царю Василью» их уезды, мятежная агитация была перенесена далее на северо-восток и велась «в черемисе» во имя уже второго самозванца. В конце 1608 года «арзамасские мурзы» оказались на левом берегу Волги в Яранске, куда они попали через Козьмодемьянск, а их агенты с «воровскими грамотами» проникли даже на Вятку. Одновременно с Яранском и соседний Санчурин был взят восставшими, и «шанчюринская черемиса» изменила царю Василию. Таким образом, мятежники овладели прямой дорогой от Нижнего Новгорода на Вятку. Пытались они овладеть и самыми берегами Волги: неудачно приступали в декабре 1608 года к Нижнему, а 1 января 1609 года к Свияжску, взяли Козьмодемьянск, разорили Цивильск. Наконец, «учало оружье говорити» и под Царевым-Кокшайским городом, который восставшие «взяли взятьем». Так определился район инородческого движения в 1608–1609 годах. Называя действовавших здесь «воров», воеводы и земские власти выражались обыкновенно так, что то были «воры с Алатаря и с Курмыша и из Ядрина и из Арзамаса и из Темникова и из Касимова – сборные многие люди, тех городов дети боярские и стрельцы, и мордва и бортники и горная чуваша и черемиса». Отписывая в города об избиении «многих воровских людей свияжских и чебоксарских и кокшайских и алатарских татар и мордвы и черемисы», местные власти иногда замечали, что в воровских отрядах было мало собственно русских людей: «А у черемисы де было русских людей только два казака терских, да шанчурских и козмодемьянских стрельцов человек с шестьдесят». В подобных перечнях, часто повторяемых в местных грамотах тех лет, мелькают перед нами обычные деятели Смуты: казак, стрелец, окраинный сын боярский, и рядом с этой служилой мелкотой исконный житель Понизовья – инородец, который «шертовал ворам» своей языческой присягой и вышел «с лучным боем» из родных лесов на большие дороги и бойкие побережья судоходных рек. Если «русские воры» принесли сюда то же желание общественной перемены, какое руководило ими во всех других местах Московского государства, то инородцу, конечно, были чужды и династические притязания Вора и стремления великорусской крестьянской и кабальной массы. У него были свои нужды, свои беды и свои желания: ему докучали последствия московского завоевания и русской колонизации, то есть утрата земельного простора, тяжесть податного бремени и местами водворение зависимых отношений по земле к служилым татарам и русским землевладельцам. Мы не раз указывали на эти причины инородческой смуты, ближайшее исследование которой составляет одну из будущих задач нашей науки[135].

Как псковская Смута была, в сущности, предоставлена собственному течению, потому что у Москвы не хватало средств к действительному воздействию на далекие окраины, так и движения в Понизовье долго оставались без деятельной репрессии. Отдельные погромы от гарнизонов Нижнего Новгорода и Казани не смиряли восставших. Рассеянные по всей «черемисе», их отряды соединялись вновь и повторяли свои покушения на верные царю Василию и московскому порядку города. Для городов такие враги не могли быть особенно опасны, но они должны были мешать операциям того отряда, с которым Ф. И. Шереметев шел от Астрахани по Волге в Замосковье. Боясь оставить за собой врага, Шереметев медлил на Волге, как М. В. Скопин-Шуйский, боясь Пскова и новгородских пригородов, медлил в Новгороде и не решался двинуться на Москву.