Нельзя сказать, чтобы ярославские "начальники'' успели в Ярославле достичь всего того, что было намечено ими в апрельской грамоте. Они хотели там избрать государя, чтобы с ним вместе стоять "против общих врагов". Но весть о приближении к Москве гетмана Хоткевича с войском и запасами'для польского гарнизона Москвы заставила Пожарского двинуться под Москву. Летопись прекрасно передает то смятение, какое овладело казачьим табором при получении там вестей о гетмане. Трубецкой и Заруцкий, несмотря на открытую вражду с Ярославлем, дают туда знать об опасности. Пожарский немедля посылает два отряда своих войск под Москву с приказом стать у северных ворот Каменного города (Петровских и Тверских) и не входить в казачьи таборы, которые были расположены под восточной стеною Китая-города, между р. Яузою и Неглинной. Появление земских ратных людей под Москвою произвело там смуту. Часть подмосковного ополчения, именно "Украинских городов ратные люди", между прочим, калужане, стоявшие отдельно от казаков у Никитских ворот, обрадовались приходу земской рати и даже послали в Ярославль послов торопить самого Пожарского итти к Москве, "чтобы им и досталь от казаков не погибнути". Казаки же, оценившие, разумеется, должным образом обособление от них земских людей в укрепленных "острожках", пришли в большое беспокойство. Они со своим Заруцким хотели "побити" украинских служилых людей и разогнали их из их Никитского острожка, а затем и сами разделились. Одни с Заруцким отошли в Коломну и оттуда ушли далее на Рязань. Другие же послали посольство к земской рати "для разведания, нет ли какого умышления над ними" со стороны ярославского правительства. Это было начало казачьего подчинения земской власти, заря земской победы. "Атаманы и казаки ото .всего войска" нашли Пожарского уже в Ростове, были приняты хорошо и пожалованы "деньгами и сукном". Однако Пожарский все еще не доверял казакам и нарочно замедлил свой поход, остановившись около Троицкого монастыря с целью здесь выработать точное соглашение с казаками, - "укрепитися с казаками, чтобы друг на друга никакого бы зла не умышляли". Хоткевич помешал этому соглашению: весть, что гетман скоро будет под Москву, заставила Пожарского спешить. Ему, по словам летописи, "не до уговору бысть с казаками", и он двинулся от Троицы. На Яузе, вероятно, в селе Ростокине, от стал лагерем и послал искать места, "где бы стати" под Москвою. Трубецкой много раз звал его "к себе стояти в таборы", но всегда получал отказ. До уговора с казаками Пожарский и "вся рать" решили "отнюдь вместе с казаками не стаивать". Они поместились особо у Арбатских ворот, сделали здесь острог и "едва укрепитися успеша до гетманского приходу"245.
Таким образом, одно приближение земской рати к Москве повело уже к распадению сильного казачьего центра - "таборов". По некоторым указаниям, в таборах в то время сидело одних казаков до 5000 человек, не считая воинского люда других чинов и наименований, а кроме того, "под