Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI—XVII вв

23 С Ф. Платонов вердить законность ярославского правительства. Так как патриарх Гермо­ген умер в начале 1612 года, то его надлежало заменить временным заме­стителем. Таким, по обычаю, должен был бы считаться новгородский митрополит, первый среди русских митрополитов "местом и святитель­ским седанием", но новгородский митрополит Исидор был в шведском порабощении и со всем Новгородом стал "особно" от Московского госу­дарства служить шведскому королевичу. За ним по старшинству следовал казанский митрополит Ефрем, но он был необходим в Казани, где не бы­ло воевод и сидел ненадежный дьяк Шульгин. Поэтому ярославские вое­воды, чествуя Ефрема, "яко некое великое светило", в то же время не звали его к рати в Ярославль. За казанским митрополитом следующее место принадлежало ростовскому митрополиту, которого местопребы­вание было всего ближе к Ярославлю. Так как Филарет ростовский был в польском плену, то вспомнили о его предшественнике, и потому постави­ли Кирилла во главе духовных властей в Ярославле, а в то же время обра­щались по важнейшим делам и в Казань, к первенствовавшему в иерархии Ефрему. Так образовано было временное церковное управление. Под главенством Кирилла мало-помалу сложился в Ярославле такой церков­ный совет, который почел себя вправе именоваться "освященным собо­ром"; вместе с земскою ратью перешел он потом под Москву и участво­вал в царском избрании239. Рядом с освященным собором образовался в рати своего рода "синклит". Летописец систематически зовет его словом "начальники", различая деятельность этих начальников и полного состава земского собора - "всее земли". По изображению летописи, ратью уп­равляли начальники, "докладывая" о некоторых делах митрополиту Ки­риллу, а о других "думая" со "всею землею", со "всею ратью" или с "Мос­ковского государства народом". Грамоты, выходившие из земской рати разумели этих начальников под обычными выражениями: "бояре и воево­ды", "бояре и окольничие". К этому прибавлялось всегда особое упомина­ние о Пожарском, который был по своему положению главного земского воеводы, членом боярского синклита, хотя и не носил думного чина. В не­которых случаях это упоминание отличалось торжественностью и вы­чурностью: "бояре и воеводы и по избранью всех чинов людей Российско­го государства в нынешнее настоящее время того великого государства многочисленного войска у ратных и у земских дел стольник и воевода Дмитрий Пожарский с товарищи". Таким образом, ратный синклит состо­ял из двух слоев: собственно думных чинов и ратных начальников. Это не была нормальная боярская дума, потому что ее уже совсем тогда не суще­ствовало, как не существовало и правильного патриаршего совета. Но ратный синклит усвоил себе все функции боярской думы, а вместе с тем пользовался и ее обычным названием, именуя себя "боярами". Личный состав этого синклита не вполне известен; по грамотам можно указать лишь несколько бояр и окольничих, стольников и дворян, в него входив­ших. Наиболее подробный их перечень находится в грамоте 7 апреля 1612 года, о которой шла речь выше. Если не ошибаемся, до самого со­единения ярославской рати с табором боярина князя Д.Т. Трубецкого под Москвою у Пожарского было только два боярина: Вас. Петр. Морозов и князь Вл. Т. Долгорукий. Первый пришел из Казани, где был воеводою, под Москву в июле 1611 года и оттуда перешел в Ярославль; вторрй, сча­стливо избежав московского плена, приехал в Ярославль, кажется, из нов­городских мест240. Наконец, что касается до уполномоченных земских людей, служилых и тяглых, то присутствие их при Пожарском в роли "со­вета всея земли" уже давно не подвергается сомнению. Было выше указа­но, что еще в апреле 1612 года Пожарский с товарищами просил города о присылке к нему для совета "изо всяких чинов людей человека по два" с письменными наказами. С такой просьбой Пожарский обратился даже в Великий Новгород, предлагая новгородцам вместе с уполномоченными прислать ему точные сведения об условиях договора Новгорода со шведа­ми. Насколько можно судить по летописи и прочим документам, земские представители собрались в Ярославль и принимали там участие в ведении дел военных, судебных и даже дипломатических. Когда Пожарский по­слал в Новгород с С. Татищевым посольство, то в него вошли "ото всех городов по человеку", "дворяне разных городов". Когда новгородское по­сольство приехало в Ярославль, то при его приеме присутствовали не од­ни "начальники": Пожарский писал в Новгород, что "ныне изо всех горо­дов при ваших посланниках были многие всяких чинов люди и то слово по вашему письму слышали". Ответ на новгородские предложения обсудили тоже не одни начальники, а весь "народ" митрополит Кирилл и начальни­ки и все ратные люди", т.е. весь ратный совет. Когда на жизнь Пожарско­го было сделано покушение, виновных допрашивали "всею ратью, и по­садские люди" и наказание им назначили "землею ж". Точно так же "все ратные люди" приговорили дать "жалованье, денег и сукон" служилым людям, присланным в Ярославль из-под Москвы в послах от своих това­рищей, "украинских людей". Нельзя определить точно состав этой "всей рати" и "всей земли" и изучить действительные отношения ратного сове­та к руководителям рати, ее "начальникам", но, во всяком случае, не под­лежит никакому сомнению, что и иностранцам и русским современникам ратный совет казался правильным и полномочным народным собрани­ем. Именно так оценивает Петрей "московские сословия" или "русские сословия" в Ярославле (die Musscowitischen Stande, die zu Jarosslaw versam- leten Reussischen Stande). В русских же актах приговоры ратного совета в Ярославле и под Москвою в 1612-1613 гг. прямо называются "советом всея земли" и признаются за распоряжения верховного правительства. На этот совет неизменно опираются во всех своих распоряжениях "бояре и воеводы"; его именем действует и вся ярославская администрация, обра­зованная по привычному московскому шаблону в виде "приказов" и раз­личных "изб", как в самом Ярославле, так и во всех прочих городах, под­чинившихся ярославской юрисдикции241.