Таковы были пути, связанные с С. Двиною. Движение по этим путям питало собою несколько городов, поддерживая в них торг и промысел; оно ставило их во взаимную зависимость, вызывая между ними обмен товаров и людей. Все эти города находились между собою в постоянных сношениях; в обычное время их сношения были только торговыми, в Смутное же время они получали иной характер и, как увидим ниже, могли даже становиться основанием военно-политической организации. Заметим теперь же, что в той мере, в какой движение по изученным нами речным путям направлялось к центру государства, оно всегда шло через Вологду: понятно очень большое значение Вологды, раз ее нельзя было миновать на пути из Москвы в область С. Двины3.
Другой путь от Белого моря на юг шел по р. Онеге на Турчасово и Каргополь. С С. Двиною он связывался путем по р. Емце, притоку С. Двины, а от Каргополя разветвлялся в двух направлениях: южном и западном. На юг шли дороги на Чаронду (озеро Воже), Белоозеро и Вологду и приводили на Москву; на запад шла дорога на р. Вытегру и Онежское озеро и приводила в Неву и Волхов. Таким образом Каргополь лежал в узле нескольких дорог и потому был важным торговым городом. Костомарову он даже представлялся "важнейшим местом вывоза в Россию произведений Северного моря". Можно, пожалуй, согласиться с таким мнением, если под словами "Северное море" разуметь одни западные части Белого моря, главным же образом Онежскую губу. Из этих мест соль и рыба действительно направлялись на Каргополь и составляли предмет оживленного торга в Турчасове и Каргополе. О значительных размерах и порядке здешнего торгового оборота мы получаем отчетливое представление из таможенной грамоты, данной на Онегу в конце XVI века. К сожалению, нет полных сведений о самом городе Каргополе за XVI век; знаем только, что по сотной 1561-1564 гг. в Каргополе числилось 476 тяглых дворов, и потому можем сказать, что Каргополь принадлежал к числу крупных поселений московского севера.
Что касается до сообщений Беломорского побережья с обонежскими и приладожскими местами, то, без сомнения, и здесь, в так называемых За- онежских погостах, были проторены постоянные дороги и были намечены пункты торгового обмена; но о них сохранилось вообще мало сведений. В*се пути, шедшие с севера, сходились здесь к р. Свири, или же к городу Кореле; к последнему тянула "дикая лопь" и "лопские погосты", т.е. некрещеные и крещеные лопари, раньше чем город Корела отошел к Швеции. Так как торговое движение в этом крае было слабо, то оно и не могло создать крупных поселений городского склада. Страна вообще была дика: "леса и мхи, и болота неугожие". Пути сообщения хотя и существовали, но только, по выражению XVII века, "с нужею: зашли мхи и озера и перевозы через озера многая"; можно было ездить верхом, был "судовой ход Онегом озером на обе стороны по погостам", но не было "тележных дорог". Население живет здесь рассеянными поселками, "погосты сйдят в розни"; не мудрено, что исследователь новгородских городских поселений в XVI веке А.Г. Ильинский мог отметить в Обонежье, кроме города Корелы, лишь несколько мелких рынков, "рядков", по берегам Онежского озера. Все погосты, окружавшие это озеро и расположенные между Онегом и Ладожским озером севернее р. Ояти, составляли особый административный округ, тянувший к Новгороду. В него входило до 16 погостов, кроме семи лопских, расположенных далеко на севере. С утверждением шведов на «западном берегу Ладожского озера и с потерею Корелы, в конце царствования Грозного, этот округ получил значение пограничного и вызывал особые заботы правительства. Здесь насчитывали после Смуты крестьян дворцовых до 6000 дворов и монастырских до 3000; это население надо было охранить от возможного нападения шведов, и для его защиты посылался воевода с войсками, а в середине XVII века построена была Олонецкая крепость. Это был первый "город в Заонежских погостах на Олонце" и возник он, как видим, очень поздно4.