Очерки по психологии бессознательного (сборник)

Человек с персоной может оказаться слепым в отношении к внутренним реальностям, точно так же как другой – к реальности мира, имеющей для него только ценность забавной или фантастической игры. Но факт внутренних реальностей и их безусловного признания есть очевидное условие sine qua non[144] для серьезного рассмотрения проблемы анимы. Если внешний мир для меня – просто фантазм, то как же мне тогда всерьез пытаться построить сложную систему отношений и приспособлений к нему? В равной степени позиция: внутреннее – «ничего, кроме фантазии», – никогда не убедит меня рассматривать проявления моей анимы как глупые и бессмысленные пристрастия. Если же, однако, я приму ту точку зрения, что мир пребывает и снаружи, и внутри, что психическая реальность присуща обоим мирам, как внешнему, так и внутреннему, то я, будучи последовательным, должен буду рассматривать и те расстройства и неблагоприятные влияния, которые идут ко мне изнутри, как симптом недостаточного приспособления к условиям этого внутреннего мира. Подобно тому как синяки, полученные невинным прохожим на улице, не исчезают в результате морального вытеснения, так же мало проку и в бездеятельной регистрации своих «слабостей». Здесь есть причины, намерения и следствия, в которые могут вмешаться воля и понимание. Возьмем, например, того «незапятнанного» человека, блюдущего свою честь и радеющего за общественное благо, который терроризирует жену и детей вспышками своего гнева и своенравным поведением дома. Как поступает анима в этом случае?

Мы поймем это тотчас же, если предоставим событиям идти своим естественным ходом. Жена и дети становятся ему чужими, и вокруг него образуется вакуум. Поначалу такой человек станет жаловаться на бездушие своей семьи и при случае станет вести себя еще хуже, чем раньше. Это сделает отчуждение абсолютным. Если теперь еще не все добрые гении покинули его, то через некоторое время он заметит свою изоляцию и в своем одиночестве начнет понимать, каким образом он пришел к такому отстранению. Возможно, он удивленно спросит себя: «Что за бес вселился в меня?» – естественно, не заметив самого смысла этой метафоры. За этим последуют раскаяние, примирение, забвение, вытеснение, а потом – новая вспышка. Ясно, что анима пытается форсировать отделение. Подобная тенденция, разумеется, не отвечает ничьим интересам. Анима пытается протиснуться в середину, как ревнивая любовница, стремящаяся отбить мужчину у его семьи. Служба или иная выгодная социальная позиция могут делать то же самое; но там-то мы понимаем, в чем сила соблазна. Но где анима берет эту власть, чтобы обладать таким очарованием? По аналогии с персоной за этим должно скрываться нечто ценное или важное и влиятельное, например, соблазнительные обещания. В эти моменты следует остерегаться рационализации. Первая мысль, что наш человек чести подыскивает себе другую женщину. Это вполне возможно, даже может быть подстроено анимой как эффективное средство достижения цели. Можно ошибиться, принимая подобную интригу за самоцель, ибо незапятнанный человек чести, женившийся корректно и законно, так же корректно и законно может развестись, что ни на грош не изменит его основную установку. Старая картина просто получит новую раму.

Фактически такая организация событий представляет весьма обычный способ осуществить разрыв и затруднить окончательное разрешение.

Поэтому, видимо, разумнее было бы не считать, что столь естественная возможность имеет конечной целью отделение. Более уместным представляется расследовать подоплеку тенденций анимы. Первый шаг к этому – то, что я назвал бы объективацией анимы, а именно – категорический отказ от стремления к отделению как к проявлению собственной слабости. Как только это произошло, можно в некотором смысле поставить перед анимой вопрос: «Почему ты хочешь этого разрыва?» Постановка этого вопроса в личностном плане дает большое преимущество в распознавании анимы как личности, делающее, таким образом, возможным отношение к ней. Чем более личностно к ней подойти, тем лучше.

Тому, кто привык подходить ко всему чисто интеллектуально и рационалистически, это может показаться прямо-таки смехотворным. Конечно, было бы верхом абсурда, если бы кто-то попытался завести разговор со своей персоной, которую он признает лишь как средство психологического отношения. Но это абсурдно только для того, кто обладает персоной. У кого же ее нет, тот в этом отношении мало чем отличается от первобытного человека, который, как известно, лишь одной ногой стоит в том, что мы обыкновенно обозначаем как реальность. Другой ногой он стоит в мире духов, который вполне для него реален. В реальном мире наш показательный субъект – современный европеец, в мире же духов он – пещерный человек. Поэтому европейцу придется примириться со своего рода доисторической начальной школой, пока он не получит верного представления о силах, управляющих этим другим миром. Следовательно, самым верным для него будет рассматривать фигуру анимы как автономную личность и ставить перед ней личностные вопросы.