Читаем Очерки по социологии культуры полностью

Появившиеся в конце 1980-х — начале 1990-х гг. новые журналы выходят небольшим тиражом, на них зачастую отсутствует подписка, они плохо распространяются или вообще остаются в двух столицах. Такие журналы становятся по преимуществу органами «своих» — «свои» туда пишут, «свои» и читают. Но в среде «своих» не бывает принципиальных вопросов: здесь важнее знаки общей солидарности и технические детали исполнения, заданный уровень «мастерства», по которому «свой» и опознается («ахиллесовой пятой любой кружковщины» назвал это явление в свое время Александр Блок). Поэтому такой журнал крайне редко претендует на более общую значимость своей особой и артикулированной точки зрения на мир и на литературу, он не выступает органом специфической литературной группы, течения с их идиосинкратическим пониманием ценности слова, кругом авторитетов, жанровыми предпочтениями и т. п. Скорее за ним стоят дружеские, клановые, клубные, салонные, в любом случае — партикулярные отношения, то есть по модели это не столько журнал, сколько альманах, а это совсем иной коммуникативный посредник, представляющий иной тип сообщества и общения.

Характерно, что большинство новых изданий 1990-х гг. оказались эфемерными и просуществовали год-другой, а то и исчерпались одним-двумя номерами. Они не дожили до настоящего времени, а их символический ресурс, образ мира и словесности оказались не авторитетны даже для их собственной публики, «узкого круга», не говоря о более широком читателе. На такого читателя они, впрочем, совершенно не рассчитывали и на его реальную поддержку никогда не опирались. Их авторам было важно заявить о себе (обозначить принадлежность к данному кругу и вообще к литературной публичности) или поддержать свою уже сложившуюся репутацию (не выпадать из обоймы), а не артикулировать свое видение литературы, вынести его на более широкое, вне- и межгрупповое обсуждение, отстаивать свое место в литературной системе. В ситуации 1990-х гг., при всей ее, казалось бы, проблематичности, остроте и неопределенности ответов на основные «вопросы литературы» (что такое литература? каковы ее ведущие жанры? как — и каким — быть писателем сегодня? какова роль литературы и пишущего в сегодняшнем обществе?), тем не менее нет литературной борьбы — есть лишь литературные сенсации и скандалы, а это совсем другие типы действия и по составу участников, и по их мотивам и адресации, и по стереотипам поведения. Поэтому, в общем, даже не особенно важно и поддерживать «своих», быть взыскательными к «другим». Тем более что ядро более или менее одних и тех же авторов присутствует если не во всех, то в большинстве или во многих из рассматриваемых журналов: в качестве модных «звезд» они как бы переходят в этой литературной кадрили от одного печатного органа к другому. В результате журнал часто превращается по своей форме и функции в альманах, рецензионный отдел в нем предельно сокращается или даже отсутствует, рецензии имеют форму то ли сигнальной информации о выходе той или иной вещи, то ли ее рекламы.

Однако и «старые» толстые журналы стали в этот период печатать литературно-критические материалы в существенно меньшем объеме. Причем среди них преобладают статьи, посвященные какому-либо конкретному писателю или конкретной книге, нередко — литературной классике. Аналитические обзоры, работы, панорамирующие нынешнее состояние российской, а тем более зарубежной словесности, в современной ситуации вообще исчезающе редки. Так что если они и есть, то критики, что характерно, предпочитают выносить их на страницы куда более оперативных и более популярных у читателя газет или вывешивать в Интернете. Ряд «старых» журналов («Звезда», «Молодая гвардия», «Наш современник») вообще надолго прекратили печатать рецензии. Единственный в стране специальный литературно-критический журнал «Литературное обозрение», выходивший с 1973 г., за 1990-е гг., по сути, поменял профиль, переориентировавшись на выпуск тематических «именных» номеров — юбилейных или мемориальных. В результате общее число рецензий в толстых журналах резко снизилось. В замере 1997–1998 гг. их почти вдвое меньше, чем было в 1960–1961 гг. и 1977–1978 гг., при, напомним, почти вдвое большем сегодня количестве журналов соответствующего типа.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

Джон Айдиноу , Дэвид Эдмондс

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Политэкономия соцреализма
Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».

Евгений Александрович Добренко , Евгений Добренко

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Расшифрованный Лермонтов. Все о жизни, творчестве и смерти великого поэта
Расшифрованный Лермонтов. Все о жизни, творчестве и смерти великого поэта

ВСЁ О ЖИЗНИ, ТВОРЧЕСТВЕ И СМЕРТИ МИХАИЛА ЮРЬЕВИЧА ЛЕРМОНТОВА!На страницах книги выдающегося литературоведа П.Е. Щеголева великий поэт, ставший одним из символов русской культуры, предстает перед читателем не только во всей полноте своего гениального творческого дарования, но и в любви, на войне, на дуэлях.– Известно ли вам, что Лермонтов не просто воевал на Кавказе, а был, как бы сейчас сказали, офицером спецназа, командуя «отборным отрядом сорвиголов, закаленных в боях»? («Эта команда головорезов, именовавшаяся «ЛЕРМОНТОВСКИМ ОТРЯДОМ», рыская впереди главной колонны войск, открывала присутствие неприятеля и, действуя исключительно холодным оружием, не давала никому пощады…»)– Знаете ли вы, что в своих стихах Лермонтов предсказал собственную гибель, а судьбу поэта решила подброшенная монета?– Знаете ли вы, что убийца Лермонтова был его товарищем по оружию, также отличился в боях и писал стихи, один из которых заканчивался словами: «Как безумцу любовь, / Мне нужна его кровь, / С ним на свете нам тесно вдвоем!..»?В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Павел Елисеевич Щеголев

Литературоведение
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»

Когда казнили Иешуа Га-Ноцри в романе Булгакова? А когда происходит действие московских сцен «Мастера и Маргариты»? Оказывается, все расписано писателем до года, дня и часа. Прототипом каких героев романа послужили Ленин, Сталин, Бухарин? Кто из современных Булгакову писателей запечатлен на страницах романа, и как отражены в тексте факты булгаковской биографии Понтия Пилата? Как преломилась в романе история раннего христианства и масонства? Почему погиб Михаил Александрович Берлиоз? Как отразились в структуре романа идеи русских религиозных философов начала XX века? И наконец, как воздействует на нас заключенная в произведении магия цифр?Ответы на эти и другие вопросы читатель найдет в новой книге известного исследователя творчества Михаила Булгакова, доктора филологических наук Бориса Соколова.

Борис Вадимосич Соколов

Критика / Литературоведение / Образование и наука / Документальное