Очерки по теории сексуальности

Ганс: «Потому что там, когда тянут ручку вниз, громко шумит».

Я: «И ты пугаешься?»

Ганс: «Да».

Я: «А здесь, в нашей уборной?»

Ганс: «Здесь – нет. Но в Лайнце я пугаюсь, когда ты спускаешь воду. Когда я внутри и вода стекает вниз, я тоже пугаюсь».

Чтобы показать мне, что в нашей квартире он не боится, Ганс заставил меня пойти в уборную и спустить воду. Затем объяснил: «Сначала идет громкий шум, потом потише. Когда шумит громко, я прячусь внутри, а когда тихо, я выхожу».

Я: «Потому что боишься?»

Ганс: «Потому что мне хочется увидеть громкий шум. (Поправляет себя:) Услышать громкий шум. Я остаюсь внутри, чтобы лучше слышать».

Я: «Что же напоминает тебе этот шум?»

Ганс: «Что в уборной надо делать ка-ка».

(Ровно о том же самом, о чем напоминают черные панталоны.)

Я: «Почему?»

Ганс: «Не знаю. Громкий шум похож на тот, какой бывает, когда делаешь ка-ка. Громкий шум напоминает о ка-ка, а тихий – о пи-пи».

(Сравните ассоциации с черными и желтыми панталонами.)

Я: «Скажи, а лошадь в конке не была того же цвета, что и ка-ка?»

(По его словам, она была черной.)

Ганс (изумленно): «Да!»

К этому отрывку нужно добавить несколько замечаний. Отец мальчика задает слишком много вопросов и следует некоему намеченному плану вместо того, чтобы дать высказаться ребенку. Вследствие этого анализ становится неясным и сомнительным. Ганс же идет по собственному пути и, когда чувствует, что его хотят увести в сторону, попросту умолкает. Очевидно, что его интерес ныне – непонятно почему – направлен на «ка-ка» и «пи-пи». История с шумом разъяснена ничуть не лучше истории с черными и желтыми панталонами. Допускаю, что тонкий слух мальчика уловил различие в шуме, который производят при мочеиспускании мужчины и женщины. Анализ довольно искусственно свел материал к различению мочеиспускания и дефекации. Читателю, который сам еще не приступал к психоанализу, я могу посоветовать не стремиться постичь все и сразу. Необходимо относиться к услышанному с беспристрастным вниманием и ожидать дальнейшего развития.

* * *

«Одиннадцатое апреля. Сегодня утром Ганс опять пришел в нашу спальню, и, как повелось в последние дни, его выпроводили.

Позже он рассказывал: «А я вот что придумал. Я сижу в ванне, тут приходит водопроводчик и отвинчивает ее. Затем он берет большой бурав и ударяет меня в живот»[164].

Отец переводит для себя эту фантазию так: «Я в кровати у мамы. Приходит папа и выгоняет меня. Своим большим пенисом он отталкивает меня от мамы».

Оставим пока наше заключение невысказанным.

«Далее Ганс рассказывает кое-что еще, тоже придуманное. Мол, мы едем в поезде до Гмундена; на станции начинаем одеваться для улицы, но не успеваем сделать это вовремя, и поезд увозит нас дальше.

Я спросил у него: «Ты видел, как лошадь делает ка-ка?»

Ганс: «Да, очень часто».

Я: «Она при этом издавала громкий шум?»

Ганс: «Да».

Я: «Что тебе напоминает этот шум?»

Ганс: «Такой же шум бывает, когда ка-ка падает в горшок».

Лошадь из конки, которая упала и «шумела ногами», оказывается тем самым «ка-ка», шумящим при падении в горшок. Страх перед дефекацией и страх перед гружеными повозками выражают беспокойство по поводу переполненного живота».

Этими окольными путями отец мальчика начинает приближаться к осознанию истинного положения дел.

* * *

«Одиннадцатого апреля за обедом Ганс сказал: «Хорошо бы в Гмундене была ванна, чтобы мне не нужно было ходить в баню». Дело в том, что в Гмундене его водили на помывку в общественную баню по соседству, против чего он обыкновенно с плачем возражал. Да и в Вене он всегда поднимает крик, если его сажают или кладут в большую ванну. Он предпочитает мыться стоя или на коленях».

Эти слова Ганса, который теперь своими самостоятельными показаниями дает пищу для психоанализа, устанавливают связь между обеими его последними фантазиями – насчет водопроводчика, отвинчивающего ванну, и насчет вымышленной поездки в Гмунден. Из последней фантазии отец совершенно справедливо делает вывод о наличии у Ганса какого-то отвращения к Гмундену. Кроме того, мы здесь имеем очередной хороший пример того, как нечто, возникающее из бессознательного, становится понятным при изучении не предыдущих, а последующих событий.