Очерки поэтики и риторики архитектуры

Пытаясь понять причину своего противоречивого отношения к результатам и следствиям блистательной реставрации, я склоняюсь к мысли, что столь причудливая судьба ждала дом НКФ изначально. Дело в том, что новый быт был умозрительной фикцией. Хитроумная машина для ее осуществления должна была набрать полную силу в утопическом будущем, которое не имело ничего общего с будущим реально наступившим. Поэтому у жилой машины Гинзбурга могло быть только два сценария этого реального будущего.

Первый, затянувшийся почти на девяносто лет, был режимом адаптации тонко устроенного жилого механизма, в котором было продумано и исчислено каждое действие обитателей и не предусматривалось ни малейшей степени свободы в рамках рациональных поведенческих моделей – к беспросветно убогой, безобразной коммунальной жизни с семьями, ютящимися в спальных нишах, со скандалами у «кухонных элементов» и захламлением мест общего пользования утлым семейным скарбом и всяческой рухлядью. Руинированное состояние дома НКФ было прямым следствием использования утопической машины не по назначению.

Но вот настал момент, когда тщательно отремонтированный экстравагантный жилой механизм с его искусно созданными неудобствами выставили на торги. Понятно, что жить в нем можно только напоказ. Экспозиционная (по Беньямину) ценность квартир, приобретенных за миллионы, многократно превышает их оценку по прагматическим потребительским свойствам. Вот эта-то экспозиционность и смущает меня, с удовольствием разглядывающего прекрасно отделанные интерьеры дома Наркомфина. Самим своим происхождением он был обречен если не разрушиться – то стать пикантной игрушкой на столичной ярмарке тщеславия.

Дом на Моховой

Четверть века спустя после возведения в Петербурге дома Маркова свою версию приложения колоссального ордера Лоджии дель Капитанио к многоквартирному дому создал виднейший отечественный палладианец ХХ века Иван Жолтовский. Я имею в виду семиэтажный жилой дом работников Моссовета на Моховой улице, 13. Этот дом считают творческим манифестом Жолтовского622. «Я выступаю с классикой на Моховой, – говорил он Щусеву, – и если я провалюсь, то провалю принципы классики»623. Трудно представить (хотя теоретически возможно), чтобы дом на Моховой создавался без оглядки на дом на Каменноостровском проспекте. В моем воображении отличия московского дома от петербургского носят полемический характер. Лучше один раз увидеть, чем семь раз услышать: наглядным примером Жолтовский указывает на нарушения принципов классики, допущенные Щуко.

Во-первых, не следовало ставить такой высокий дом на столь узкой улице. Вот Моховая, переходящая в Манежную площадь, дает достаточно простора, чтобы высота и даже ширина его (если отойти подальше) умещались в поле зрения, хотя дом Жолтовского в полтора раза шире дома Щуко. Во-вторых, не надо было ставить колоннаду на массивный первый этаж и лишать дом аттика. Мощь колоннады Щуко неоправданна, потому что, имея под собой основательную опору, она ничем, кроме разорванного и тем самым облегченного антаблемента, не нагружена. Вот у меня на Моховой, показывает Жолтовский, колоннада (тоже из полуколонн) стоит на земле, а над карнизом есть еще массивный этаж, подобный верхнему этажу вичентинской лоджии, поэтому колонны действительно трудятся, а не бездельничают. И очень жаль – пусть в этом промах не Щуко, а Маркова, – что в центре его фасада нет высокой арки таких же пропорций и высоты, как в Лоджии дель Капитанио. В-третьих – и это самое важное – не следовало втискивать колоннаду между мощными выступами. На Моховой колоннада не зажата ризалитами, а, наоборот, выступает вперед во всю ширь на фоне узких уступов с маленькими оконцами и малым трехэтажным ордером; колонны же выше и изящней в пропорциях, так что интерколумнии равны не 1,5, а 2,25 их диаметра. Поэтому колоннада дышит вольно, как советские люди, а поскольку оконные проемы, как и у Щуко, почти равны ширине интервалов, света в московские квартиры попадает в полтора раза больше, чем в петербургские. Кстати, столь свободная расстановка колонн обеспечена тем, что вместо допотопного петербургского крипича за классическим фасадом на Моховой скрывается прогрессивный железобетонный каркас.