Читаем Очерки поэтики и риторики архитектуры полностью

Приближаясь к Хабитат, трудно не поддаться впечатлению, что колоссальное сооружение воздвигнуто поигравшим в лего629 дитятей-великаном, ничего не знающим о поэтике многоквартирного жилого дома. Перед нами нагромождение серых бетонных параллелепипедов высотой три метра каждый, то поднимающихся ступенями, то нависающих над расположенными ниже, как уступчатые своды пещер, нигде не выстраивающихся в линию и неожиданно оставляющих просветы в небо.

На первый взгляд, только два свойства сообщают этой громаде порядок. Первое: грани «боксов» ориентрованы на стороны света. Второе: различаются лицевая сторона и изнанка комплекса. Лицом Хабитат обращен на запад, к порту, вернее, к трассе проходившего по территории Экспо-67 экскурсионного монорельса. С этой стороны он напоминает мне Чатал-Хююк, только расположенный на гораздо более крутом холме. Изнанка же обнажает субструкции и башни лифтов.

Поскольку истинные пропорции «боксов» искажаются ракурсами и перспективой, различия между ними читаются, скорее, по окнам, высота которых всюду одинакова: два с половиной метра от самого пола. То видишь на грани квадратное окно, то узкое, то остекленный угол, то квадратное окно плюс узкое, то два квадратных и узкое, то окна нет вовсе. Как во время игры в домино, внимание сосредоточивается не столько на объектах, сколько на маркерах.

Казалось бы, обособление квартиры ценой отказа от поэтики многоквартирного жилого дома – жест антиурбанный. Вместе с тем очевидно, что, будучи разложены на земле, квартиры Хабитата вместе с их террасами покрыли бы гораздо большую территорию и заставили бы сильно увеличить протяженность горизонтальных коммуникаций и инженерных сетей. Значит, Хабитат – не сельский поселок, а многоэтажное городское жилище? Видимо, рассуждать в логике «или – или» здесь неправильно. Сафди объединил преимущества городского и сельского жилища – высокую плотность населения с автономностью каждой квартиры, обладающей, как сельский дом, своим участком.

Хабитат был задуман как прообраз общедоступного жилища будущего. Однако на протяжении уже более чем полустолетия с момента его появления в мире появлялись лишь единичные жилые комплексы, построенные по аналогичному принципу. Они известны наперечет благодаря тому, что в семействе многоквартирных домов являются белыми воронами и поэтому очень заметны.

Почему мир не принял идею Сафди? Ведь на выставке в Монреале Хабитат казался столь многообещающим! Я вижу три причины.

Начну с прочности стереотипного представления о жилом доме. В этом представлении дом обладает завершенностью формы и даже некой вертикальной антропностью, выражаемой обычно членораздельностью фасада, то есть лицевой стены, в которой ясно различаются основание, само тело дома и его завершение; во-вторых, дом своей устойчивостью обеспечивает нам основательность бытия.

Но Хабитат не имеет стены, в нем неразличимы низ и верх, он внушает впечатление незавершенности и не кажется вполне устойчивым. Упорядоченной композицией он выглядит разве что издали: из порта или с недоступной нам высоты птичьего полета. И есть еще три фронтальных точки зрения с мимоидущей дороги, откуда видно, что Хабитат – это трехмерный орнамент, три сомкнутых «холма», каждый из которых организован более или менее симметрично. Но шаг в сторону – и это впечатление исчезает.

Вторая причина непопулярности идеи Сафди заключается, как ни парадоксально, в том, что невозможно найти лучшего, чем в Монреале 1967 года, места для столь смелого эксперимента. Неповторима сама атмосфера Всемирной выставки. Неповторимо и конкретное местоположение Хабитата: с востока простирается речная ширь; с запада порт отделяет Хабитат от центральных районов Монреаля; на юг тянется парк Ситé-дю-Гавр. Есть ли в мире другой город, для которого возникновение такого необычного объекта, как Хабитат, прошло бы столь же безболезненно, как для Монреаля? Но уникальность расположения оборачивается невоспроизводимостью достоинств эксперимента в их полном объеме.

И еще одна причина: Хабитат оказался гораздо более затратным, чем хотелось бы Сафди и организаторам Экспо-67, которые рекламировали этот проект как пилотный для последующего внедрения в жизнь. В юности, в атмосфере научно-технического и социального оптимизма 60‐х, Сафди мечтал о повсеместном распространении придуманной им формы жилища, которая, как он надеялся, осуществит радикальное усовершенствование систем расселения: обеспечит общедоступные и вместе с тем комфортные условия жизни при высокой интенсивности использования территории630.

Перейти на страницу:

Все книги серии Очерки визуальности

Внутри картины. Статьи и диалоги о современном искусстве
Внутри картины. Статьи и диалоги о современном искусстве

Иосиф Бакштейн – один из самых известных участников современного художественного процесса, не только отечественного, но интернационального: организатор нескольких московских Биеннале, директор Института проблем современного искусства, куратор и художественный критик, один из тех, кто стоял у истоков концептуалистского движения. Книга, составленная из его текстов разных лет, написанных по разным поводам, а также фрагментов интервью, образует своего рода портрет-коллаж, где облик героя вырисовывается не просто на фоне той истории, которой он в высшей степени причастен, но и в известном смысле и средствами прокламируемых им художественных практик.

Иосиф Бакштейн , Иосиф Маркович Бакштейн

Документальная литература / Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Голос как культурный феномен
Голос как культурный феномен

Книга Оксаны Булгаковой «Голос как культурный феномен» посвящена анализу восприятия и культурного бытования голосов с середины XIX века до конца XX-го. Рассматривая различные аспекты голосовых практик (в оперном и драматическом театре, на политической сцене, в кинематографе и т. д.), а также исторические особенности восприятия, автор исследует динамику отношений между натуральным и искусственным (механическим, электрическим, электронным) голосом в культурах разных стран. Особенно подробно она останавливается на своеобразии русского понимания голоса. Оксана Булгакова – киновед, исследователь визуальной культуры, профессор Университета Иоганнеса Гутенберга в Майнце, автор вышедших в издательстве «Новое литературное обозрение» книг «Фабрика жестов» (2005), «Советский слухоглаз – фильм и его органы чувств» (2010).

Оксана Леонидовна Булгакова

Культурология
Короткая книга о Константине Сомове
Короткая книга о Константине Сомове

Книга посвящена замечательному художнику Константину Сомову (1869–1939). В начале XX века он входил в объединение «Мир искусства», провозгласившего приоритет эстетического начала, и являлся одним из самых ярких выразителей его коллективной стилистики, а после революции продолжал активно работать уже в эмиграции. Книга о нем, с одной стороны, не нарушает традиций распространенного жанра «жизнь в искусстве», с другой же, само искусство представлено здесь в качестве своеобразного психоаналитического инструмента, позволяющего реконструировать личность автора. В тексте рассмотрен не только «русский», но и «парижский» период творчества Сомова, обычно не попадающий в поле зрения исследователей.В начале XX века Константин Сомов (1869–1939) входил в объединение «Мир искусства» и являлся одним из самых ярких выразителей коллективной стилистики объединения, а после революции продолжал активно работать уже в эмиграции. Книга о нем, с одной стороны, не нарушает традиций распространенного жанра «жизнь в искусстве» (в последовательности глав соблюден хронологический и тематический принцип), с другой же, само искусство представлено здесь в качестве своеобразного психоаналитического инструмента, позволяющего с различных сторон реконструировать личность автора. В тексте рассмотрен не только «русский», но и «парижский» период творчества Сомова, обычно не попадающий в поле зрения исследователей.Серия «Очерки визуальности» задумана как серия «умных книг» на темы изобразительного искусства, каждая из которых предлагает новый концептуальный взгляд на известные обстоятельства.Тексты здесь не будут сопровождаться слишком обширным иллюстративным материалом: визуальность должна быть явлена через слово — через интерпретации и версии знакомых, порой, сюжетов.Столкновение методик, исследовательских стратегий, жанров и дискурсов призвано представить и поле самой культуры, и поле науки о ней в качестве единого сложноорганизованного пространства, а не в привычном виде плоскости со строго охраняемыми территориальными границами.

Галина Вадимовна Ельшевская

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Как начать разбираться в архитектуре
Как начать разбираться в архитектуре

Книга написана по материалам лекционного цикла «Формулы культуры», прочитанного автором в московском Открытом клубе (2012–2013 гг.). Читатель найдет в ней основные сведения по истории зодчества и познакомится с нетривиальными фактами. Здесь архитектура рассматривается в контексте других видов искусства – преимущественно живописи и скульптуры. Много внимания уделено влиянию архитектуры на человека, ведь любое здание берет на себя задачу организовать наше жизненное пространство, способствует формированию чувства прекрасного и прививает представления об упорядоченности, системе, об общественных и личных ценностях, принципе группировки различных элементов, в том числе и социальных. То, что мы видим и воспринимаем, воздействует на наш характер, помогает определить, что хорошо, а что дурно. Планировка и взаимное расположение зданий в символическом виде повторяет устройство общества. В «доме-муравейнике» и люди муравьи, а в роскошном особняке человек ощущает себя владыкой мира. Являясь визуальным событием, здание становится формулой культуры, зримым выражением ее главного смысла. Анализ основных архитектурных концепций ведется в книге на материале истории искусства Древнего мира и Западной Европы.

Вера Владимировна Калмыкова

Скульптура и архитектура / Прочее / Культура и искусство
Десять книг об архитектуре
Десять книг об архитектуре

Римский архитектор и инженер Витрувий жил и работал во второй половине I в. до н. э. в годы правления Юлия Цезаря и императора Октавиана Августа. Его трактат представляет собой целую энциклопедию технических наук своего времени, сочетая в себе жанры практического руководства и обобщающего практического труда. Более двух тысяч лет этот знаменитый труд переписывался, переводился, комментировался, являясь фундаментом для разработки теории архитектуры во многих странах мира.В настоящем издание внесены исправления и уточнения, подготовленные выдающимся русским ученым, историком науки В. П. Зубовым, предоставленные его дочерью М. В. Зубовой.Книга адресована архитекторам, историкам науки, культуры и искусства, всем интересующимся классическим наследием.

Витрувий Поллион Марк , Марк Витрувий

Скульптура и архитектура / Античная литература / Техника / Архитектура / Древние книги