Очерки поэтики и риторики архитектуры

Каждая плоскость ширмы прорезана двумя кругами диаметром по восемь метров. Плоскости, как и стены куба, расчерчены сеткой беломраморных линий, а в месте стыка плоскостей отставлен тонкий зазор. За ширмами находятся лестницы, огражденные с внешних сторон вторым рядом таких же ширм, за которым – снова лестницы, снова огражденные аналогичными ширмами. Где лестничный марш пересекает круглую прорезь, его парапет выглядит наклонной перемычкой прорези. Разнообразие перспектив, открывающихся в тройных рядах прорезей, перечеркнутых косыми перемычками парапетов, возрастает до бесконечности, когда, поднимаясь или спускаясь по лестнице, мы бросаем взгляд в гигантские круглые отверстия, дугобразные толщины которых, ловя на себе свет, выглядят, как эхо друг друга, а при сравнении левой и правой сторон вестибюля превращаются во взаимные зеркальные отражения.

Находящаяся на противоположном конце здания мечеть – тоже куб, но поменьше, со стороной двадцать метров. Он поднят над южным входом, и его ось слегка отклонена от меридиональной оси симметрии, благодаря чему михраб, расположенный в западной стене зала, ориентирован точно на Мекку. Кан мог бы, не жертвуя общей осью симметрии, немного нарушить безупречный квадрат плана, полагаясь на корректирующую способность зрения: ведь не сверившись с планом здания, мы не замечали бы геометрической погрешности. Но для него было важнее выдержать чистоту формы отдельного члена структуры. Выявляется, таким образом, еще один принцип его композиционного мышления: члены структуры должны быть безупречно правильными телами, сочленения же между ними могут при необходимости отклоняться от общего порядка.

Цилиндрические башни, интриговавшие нас, когда мы смотрели на здание Ассамблеи с юга, суть световые колодцы мечети672. Стены куба, пересекшись на осях цилиндров, продолжены до упора. Заглянув в любую башню, мы должны увидеть в ней эти стены, расчленяющие ее на четыре сектора, один из которых отдан кубу, – и Кан предоставляет такую возможность всякому, кто входит в мечеть. Ибо на пересечениях стен куба сделаны прорези в двух уровнях: над полом перекрещиваются арочные проемы радиусом шесть метров, половиной принадлежа кубу, другой же половиной продолжаясь внутрь башни, а под потолком по такому же принципу перекрещиваются столь же обширные овальные проемы. Части проемов, принадлежащие кубу, остеклены.

«Я чувствую Свет как дарителя всего явленного, а вещество как поглощенный Свет. Явленное Светом отбрасывает тень; тень принадлежит Свету. Я чувствую Границу: Свет переходит в Молчание, Молчание в Свет, – чувствую атмосферу вдохновения, в которой желание быть и выражать пересекается с тем, что возможно», – говорил Луис Кан в пору строительства Ассамблеи673, которое было завершено в 1982 году, через восемь лет после его смерти.

Офис

Гаранти-билдинг

Чикаго стал родиной небоскребов благодаря опустошительному пожару 1871 года. Город пришлось отстраивать заново. Высокая цена земли, вызванная стремительным притоком населения, заставила застройщиков изыскивать способы интенсивного использования каждого участка. Чикаго, поднимавшийся из пепла, решительно превосходил высотой старый город. Однако не всякое высокое здание – небоскреб. Чтобы построить небоскреб, было бы недостаточно желания выжать из территории максимум прибыли. Лишь к 80‐м годам в инженерную и строительную практику вошли три технических новшества, благодаря которым осуществились самые смелые мечты девелоперов: фундамент из сплошной армированной бетонной плиты вместо ленточного; стальной каркас вместо массивных несущих стен; подъем на электрическом лифте, а не по лестнице.

Но небоскреб – не просто выход из положения. Будь так, я отнес бы его к рациональным адаптивным сооружениям, отличающимся от первобытных построек экономическими и техническими параметрами, но не отношением к смыслу человеческого существования. Небоскреб – архитектура, потому что в нем выражен метафизический порыв и прорыв из депрессивного царства необходимого и достаточного. Это не сумма этажей, а полноценная Вертикаль в ряду столь важных для человечества вертикалей, как менгир, обелиск, колонна, башня. «Для художника, творящего по законам природы, высота здания – самое привлекательное его свойство, самая внятная особенность его облика, – писал Луис Салливан. – Выражающий это свойство доминирующий аккорд – вот что возбуждает его воображение. Здание должно устремляться ввысь каждым дюймом своего роста. В нем должны быть сила и могущество высоты, слава и гордость экзальтации. В каждом дюйме оно должно быть гордым и возвышенным, подниматься в чистом ликовании»674.