Очерки поэтики и риторики архитектуры

В наше время затею королевы Кристины назвали бы «лофт-проектом». Всё здесь было не по-римски, а по-венециански: бойко, беспардонно, как в карнавальном балагане. Шесть ярусов по двадцать одной ложе в каждом были изогнуты латинской буквой U, повторяя тем самым план венецианского театра Санти Джованни э Паоло, который незадолго до того был превращен Фонтаной в первый классический образец рангового театра с ложами801. В зале не было королевской ложи. Вовсе не потому, что Кристина отреклась от шведского престола. Она, как известно, никогда не отрекалась от своего происхождения и воспринимала как должное воздаваемые ей королевские почести. Дело в том, что Тординона была не придворным, а коммерческим заведением и приносила доход по венецианской схеме – от платы частных лиц за абонирование лож. Кристина как частное лицо подписалась на пять центральных лож, связанных между собой тайным ходом. Ложа самой Кристины выделялась только изображением короны802. Официальной причиной закрытия Тординоны в 1676 году было то, что из‐за позднего начала спектаклей, когда в Риме заканчивалась всякая работа, партер Тординоны наполнялся до отказа плебсом, и это стало вызывать у папы опасение, как бы дамы, являвшиеся театр в декольтированных платьях, не оказали скверного влияния на нравственность римского народа.

За несколько месяцев до того, как Кристина Шведская открыла в Риме свой театр, 19 января 1671 года, посол герцога Савойского при дворе Людовика XIV писал из Парижа в Турин: «Позавчера нас пригласили на представление, и это продолжалось пять часов; я признаюсь Вашему Высочеству, что никогда еще не видел здесь ни лучшего исполнения, ни более великолепного зрелища, невозможного в других местах по причине необходимого числа танцоров, которых здесь было семьдесят, танцевавших вместе в последней сцене. Поразительно также число скрипачей и прочих музыкантов, которых было более трех сотен, и все великолепно наряжены. Зал превосходен, специально построенный; театр вместительный, чудесно декорированный; машины и перемены декораций великолепны и хорошо сработали, Вигарани делает честь это сочетание; но в последней сцене есть вещь самая удивительная, какую только можно вообразить, когда одновременно являются более трех сотен персонажей, подвешенных или на облаках, или в славе, и тут играют прекраснейшую в мире симфонию для скрипок, теорб, лютней, клавесинов, гобоев, флейт, труб и литавр»803. Речь идет о «Психее» – трагедии-балете Люлли по либретто Мольера, Кино и Корнеля, поставленном в так называемом Зале машин дворца Тюильри. Человек, которого савойский посол хвалит за перемены декораций, – Карло Вигарани, сценограф этого придворного спектакля. Любопытно, однако, что савойский посол ни словом не обмолвился о пении. Это заставляет отнестись с особым вниманием к тому обстоятельству, что и до, и после триумфа «Психеи» спектакли с вокальной музыкой ставили в Зале машин чрезвычайно редко – а ведь он был предназначен именно для этой цели.

Театр в северном крыле дворца Тюильри начали строить в 1659 году и рассчитывали открыть к свадьбе Людовика XIV и Марии-Терезы. По заказу кардинала Мазарини проект разработал специально выписанный из Модены архитектор и театральный художник Гаспаре Вигарани – отец будущего сценографа «Психеи». Но строительство затянулось. Свадьбу сыграли в 1660 году, а Зал машин открыли лишь два года спустя, уже после смерти Мазарини.

Зрительный зал этого величайшего в свое время крытого театра был прямоугольным, длиной тридцать метров, шириной семнадцать, высотой пятнадцать метров. Наклонный партер с его прямыми рядами был охвачен бельэтажем, высокие боковые ряды которого соединялись полукольцом напротив сцены. Выше на оси симметрии зала нависал просторный королевский балкон – прототип аналогичных лож в оперных театрах Вены и Неаполя. Импозантные колоннады несли еще два яруса. Отделка была мраморная, с обильной позолотой, потолок украшала роспись Куапеля по эскизам Лебрена. Кто-то из современников насчитал в зале восемь тысяч мест, самые осторожные называли «всего» четыре тысячи.

Обширнейшее из когда-либо построенных сценических пространств – 45 метров в длину при ширине 22 и высоте до колосников 13 метров – было дополнено подвалом пятиметровой глубины, оснащенным наисовременными машинами, благодаря которым декорации менялись во мгновение ока, а чудовища и сотни прочих действующих лиц могли внезапно возникать из-под сцены, возноситься в небеса и так же неожиданно проваливаться в тартарары. Благодаря этой технике театр Тюильри и стали называть Залом машин.