Очерки, рассказы, статьи, дневники, письма

Скажем так: «антропоморфизм» есть всякая попытка объяснения действий не людей (животных, растений, неодушевлённых предметов) так, как если бы это были люди со свойственным им одним на Земле сознанием и всей сложностью вытекающей из него психологии.

«Природоведческая книжка» есть книжка, знакомящая читателя с природой, её жизнью и (почти неизбежно) пытающаяся объяснить читателю эту жизнь, её закономерности. Природоведческая книжка может быть чисто деловой — научной, учебной, справочной и т. д. — и может быть художественной.

Ясно, как день: в деловой — научной или учебно-краеведческой книжке — антропоморфизма быть не должно. Здесь он «неправда» и только дезорганизует читателя.

Художественная литература есть, прежде всего, особый род искусства и в основе своей имеет поэзию — музыку — игру образов. Напоминаю давно признанную истину: так называемый «натурализм», то есть прямое копирование, протоколирование жизни, не искусство и не может быть признан за художественную литературу. Но в понятие «краеведческих» и «природоведческих» книжек часто включают художественные произведения, если читатель знакомится в них с природой. При этом совершенно упускают из вида, что цель, задача художественных произведений совсем не в том, чтобы дать читателю некий комплекс научных («объективных») знаний о тех или иных животных, растениях и т. д., а в том, чтобы дать образ, субъективное, чувственное восприятие этих животных, растений и т. д. В художественной литературе антропоморфический образ животного, растения, даже неодушевлённого предмета — чистейшая «правда», глубоко верное изображение действительности: «паровоз устало пыхтит» выражение немыслимое по своей неправде в науке, но совершенно правдивое в нашем чувственном восприятии подошедшего к станции паровоза. Умнейшие ботаники — современники Пушкина — были убеждены, что анчар отравляет воздух. Эта «научная» истина оказалась впоследствии ложью — знания людей, их объективные научные понятия меняются и существуют иногда очень недолго. А пушкинский Анчар бессмертен. Образ этого страшного дерева — пусть ошибочно принятого за столь ядовитое — до сих пор ужасен для нас.

В чудесном сердечном рассказе Пришвина о слишком рано весной проснувшемся лягушонке совсем не тот смысл — «глупый» лягушонок Пришвина — тёплый человеческий образ, «поэтический» образ, в котором соединяются все на свете «слишком ранние предтечи, слишком медленной весны». Хотите — пожалуйста, считайте, что этот лягушонок — всё наше с вами поколение, слишком рано появившееся на свет и гибнущее глупо от войны, инфарктов, туберкулеза, рака на заре коммунизма, в царстве которого не будет ни одного из этих бичей человечества. А если вам хочется знать, почему в тысяче случаев лягушата иногда гибнут весной, не дождавшись настоящего тепла, — закажите на эту тему М. З. (который думает, что он знает это) научную статью, а не художественный рассказ. В учёной статье или в учебнике слово «глупость» было бы, конечно, совершенно неуместно и неверно, но в поэзии оно — чистейшая правда: конечно, «глупенький» лягушонок «поверил» первым лучам неверного весеннего солнца.

Итак, в природоведческой книжке «антропоморфизм» недопустим, а рассказы художника, поэта о животных, растениях и вообще о природе лучше «природоведческой» книжкой не называть, так как природоведение — наука, а художественная литература — искусство.

Подходя к М. М. Пришвину с требованием не называть незадачливого лягушонка «глупым», вы оказываетесь в положении астронома, ужасно рассердившегося на Лермонтова, который написал:

На воздушном океане
Без руля и без ветрил
Тихо плавают в тумане
Хоры стройные светил.

И вообще утверждал:

«звезда с звездою говорит».

Астроном же утверждает, что это клевета на звёзды и астрономический абсурд!

Искусство — лишь игра в действительность. Татьяна Ларина — лишь привидение, образ, рождённый гениальной фантазией поэта.

22 июля 1951 г.

Репино.

Язык — оружие мышления.

Обращаться с языком кое-как — значит и мыслить кое-как.

А. Н. Толстой

Мысли кое-как

Последнее время в «Литературной газете», «Советской культуре», в «Новом мире», «Знамени», «Звезде» и других газетах и журналах всё чаще начали появляться горячие призывы к всенародной борьбе за культуру нашей устной речи и литературного языка. Язык, как и всякий живой организм, подвержен болезням. Требование оздоровить язык — лучший признак здоровья народа.