Очерки русского благочестия. Строители духа на родине и чужбине

Доходы церкви иногда весьма значительны, и если и желательно, чтобы ими покрывался расход на содержание духовенства, то уж никак не чрез посредство земства, а только чрез посредство Святейшего Синода. Я не берусь решить вопрос о том, как это сделать, но думаю, что вполне возможно известное процентное отчисление церковных доходов в специальный фонд, организованный для этой цели при Св. Синоде. Все же церковные доходы, безотносительно к своим источникам, в том числе и те, которые поступают теперь в доход священнику и причту, должны составляться из добровольных приношений. На церковь можно только жертвовать, церковь же не должна унижать себя никакими обязательными требованиями. Бояться уменьшения доходов духовенству не приходится, ибо и теперь интеллигентные священники не назначают цен за таинства и требы, а довольствуются тем, что им дают; притом ведь и главный доход каждой церкви составляется именно из доброхотных приношений, а не чрез продажу таинств и треб. Было бы политичнее направлять эти последние доходы сначала в церковную кружку, а оттуда в Св. Синод, откуда бы они возвращались тому же духовенству в виде жалованья его.

Источники доходов остались бы те же, между тем, результаты получились бы совершенно обратные, исчезли бы и поводы для обвинения духовенства в грабительстве народа, увеличился бы и престиж его, а с ним вместе и уважение к нему.

Я предвижу возражения со стороны тех, кто привык видеть в лице наших священников народное бедствие и думает, что, и получая жалованье, священники всё же по-прежнему будут грабить народ. Думаю, что если и будут, то всё же меньше тех, кто так думает, ибо, получая жалованье каждое 20-е число и подрывая устои государства, значит тоже грабить народ и не только народ, но и казну.

Гораздо основательнее было бы возражение о нежелательности предоставлением духовенству казенного содержания прикреплять его как бы навсегда к сословию чиновников государства и тем отнять последнюю надежду на возможность прежней самостоятельности. И я так и смотрю на этот вопрос и потому и думаю, что из двух зол нужно выбирать наименьшее.

Наконец, последним условием улучшения положения сельского священника является, помимо обеспеченности материальной, обеспеченность более широкой свободы нравственного воздействия на паству.

Перед нами, таким образом, вопрос: должна ли миссия священника ограничиваться выполнением его церковных обязанностей, или же функции его деятельности должны быть расширены за пределы этих обязанностей? Должен ли священник быть только священником или же пастырем и учителем в широком смысле этого слова?

Я не буду останавливаться на идее о приходе, ибо это завело бы меня слишком далеко, но для меня кажется несомненным, что всякий священник, понимающий значение своей миссии, не должен встречать никаких преград в достижении цели, составляющей сущность его миссии.

Вот почему он должен быть не только священником и законоучителем, но и учителем в широком смысле этого слова, должен быть ближайшим другом народа и его наставником. Сфера его участия к нуждам села, равно как и сфера его влияния на народные массы, должна быть значительно расширена и не стесняться никакими пределами. Священник должен получить право созывать крестьян, вести с ними беседы, учить их, просвещать светом Христовым, напоминать о Боге в каждом человеке, и такое его право должно быть прежде всего узаконено, ибо иначе никто не воспользуется им, как не пользуется и теперь, не встречая, однако, препятствий ни с чьей стороны. Словом, священник, а не безграмотный староста, должен быть центральной фигурой села, и с этим его значением должны соразмеряться и права его. Священник должен получить и право голоса на сходах, и ни один вопрос, ни одно событие села не должны проходить мимо него.

Мне скажут и здесь, что священники слишком плохи для предоставления им каких-либо прав управления селом или руководительства народом.

Такое возражение не казалось бы окончательно бессмысленным, если бы, наряду с жалобами на духовенство, мы замечали в деревне более яркое отражение ума и любви к народу в деятельности тех, кто на него жалуется.

Но кто же и теперь управляет селом: неграмотный ли и пьяный начальник села, староста, старшина ли волости, редко заглядывающий в село, земский ли начальник, заглядывающий туда еще реже, полиция ли, приезжающая туда только за тем, чтобы констатировать факт слабого управления селом или отсутствие всякого, помещик ли, гораздо более осведомленный о событиях на Дальнем Востоке, чем о том, что делается у него в селе? Таким фактическим управителем села и теперь является сельский священник.