Очерки советской экономической политики в 1965–1989 годах. Том 1

А основным специалистом по экономике Японии в том же ИМЭМО был Яков Певзнер — бывший резидент ГРУ (капитан ВМФ) в Шанхае в 1941–1942 годах. По отцу он был внуком хозяина табачного магазина (сделавшего свой бизнес с нуля), который отправил сына получать образование в Дармштадтский политехнический институт (Германия). По окончании института Певзнер работал учителем математики и физики в Гомеле (очевидно, не найдя себе другого применения в послереволюционной России), и его дом был центром притяжения членов еврейской религиозной общины, ожидавших скорого падения советской власти, которая им активно не нравилась. По матери Яков Певзнер считал себя праправнуком основателя любавического хасидизма рабби Шнеерсона и потомком Йехезкеля Ландау (Ландо), главного раввина Праги в XVIII веке. Его мать, «добавляя ко всему тому, что получала от отца, гроши от репетиторства», получила лучшее женское образование в дореволюционной России, окончив Высшие женские курсы в Санкт-Петербурге, и стала учительницей естествознания и географии. Поэтому Певзнер характеризовал свой социальный статус так: «родился (в 1914 году. — Н. М.) в трудовой еврейской семье», но при этом в мемуарах заявлял, что гордится своей родословной. «Горжусь, потому что раввины — это была духовная элита еврейского народа, а коммерсанты — его великий труд, его совесть и честность»[873]. Тем не менее ребенком Яков при поддержке «прогрессивной» матери вступил в первую в городе пионерскую организацию и затем сделал идеологическую карьеру. В 1941 году Певзнер, защитив кандидатскую по экономике Японии, отправился в Китай руководить крупной группой агентов, был вскоре арестован японской контрразведкой, подвергнут пыткам, несколько лет просидел в тюрьме и в итоге был обменен на военнопленных. В 1945 году он пришел в Институт экономики, откуда в 1956-м попал в ИМЭМО, где возглавил японоведческую тематику. Он руководил отделом экономики ведущих стран Западной Европы и Японии (с начала 1970-х — выделившимся отделом Японии) и регулярно избирался в партком[874]. По просьбе директора ИМЭМО Николая Иноземцева обосновал позицию института в некоторых общих догматических марксистских вопросах, в частности в 1971 году критически разобрал «закон преимущественного роста производства средств производства» (одно из базовых положений советского варианта марксистской теории) и доказал его несостоятельность. С этим обоснованием (которое подрывало позиции «машиностроительного лобби») Иноземцев воевал с «догматиками» в окружении Брежнева[875].

При этом Певзнер, как выяснилось из его тайного дневника, опубликованного в 1995 году, как минимум с конца 1960-х был крайне разочарован в «ленинизме» и крайне критически оценивал советскую действительность[876].

Постоянные столкновения и даже перманентная борьба между дискриминируемыми и их защитниками, с одной стороны, и дискриминирующими и группой их поддержки, с другой, были характерной особенностью научной жизни 1950-х годов, но отражались на отношениях и позже[877]. Однако помимо прямого противостояния групп проблема имела и иные последствия.

По словам Арона Каценелинбойгена, по отцу происходящего из древнего раввинского рода из Изяслава, а по матери — внука оптового торговца из того же городка[878], директор ЦЭМИ Николай Федоренко еще в 1940-е годы понял, что свою карьеру имеет смысл развивать за счет эксплуатации дискриминируемых евреев, поэтому он охотно набирал их в сотрудники и поощрял в случае успехов[879]. К тому моменту в Москве и других городах имелись сотни евреев-экономистов, которые из-за дискриминационной политики властей были отстранены от академической науки и преподавания (во всяком случае, в престижных вузах), но работали в многочисленных отраслевых НИИ и вузах. А главное, они работали в экономических отделах на производстве, то есть имели реальный опыт знакомства с советской экономикой и промышленностью. Так же было и со способными (и даже талантливыми) евреями-математиками, изгнанными из престижных вузов и институтов. Поскольку в условиях дискриминации и увольнений им приходилось искать работу или часто ее менять, между ними была налажена сеть знакомств, которую Каценелинбойген отчасти описывает, упоминая десятки имен своих знакомых. В частности, за счет этих связей он сам мог собирать малодоступный формальным путем материал по производительности труда на предприятиях гражданского машиностроения. Через личные связи он даже в конце 1950-х годов нашел резервные мощности ЭВМ для необходимых расчетов[880].