Очерки советской экономической политики в 1965–1989 годах. Том 2

Экономические модели и дискуссии, которые Кушлин постигал в рамках партийной системы образования в той же АОН, не объясняли его практического опыта. Однако в рамках системы партийной экономической науки оставалось место для новаторских идей людей системы, чем он и воспользовался, став преподавателем АОН, а потом перейдя на работу в отдел[633].

Сторонник плановой экономики из отдела Юрий Белик имел позицию, близкую к точкам зрения Фирсова (помощника Косыгина) и Костина. Он считал, что одной из важнейших проблем является чрезмерное перечисление государственных средств в оборонный комплекс. По его расчетам, на него работало до 70 % экономики, что он считал колоссальным и принципиальным дисбалансом, определяющим главное в характере советской экономики. Другой важной проблемой Белик считал низкий уровень интеграции экономик стран СЭВ, приводя в качестве аргумента тот факт, что сложная продукция в СЭВ продолжала выпускаться за счет сотрудничества предприятий на национальном уровне, а не была продуктом кооперации предприятий всего СЭВ[634].

Куратор Госкомцен в отделе, инструктор Николай Чехлов считал основной проблемой СССР ценообразование, опубликовал об этом несколько десятков работ и не хотел быть на стороне ни плановиков, ни рыночников. Он (в его собственной интерпретации), как и заведующий Экономическим отделом Николай Рыжков, на основе идей академика Леонида Абалкина видели необходимость неторопливого, но системного решения проблем, создания планово-рыночной экономики, разработки и комплексного внедрения нормативной базы[635].

Однако для Милюкова, как лидера не просто «товарников», а во второй половине 1980-х и «рыночников» в отделе, Гостев, Белик, Костин и все их поколение были «стандартными советскими экономистами». Говоря о пригласившем его в ЦК КПСС Леониде Костине, он подчеркивает принципиальную поколенченскую и мировоззренческую разницу.

У него схема была вот такой, жизненный план, социализм и так далее. <…> Он или Белик и еще кто-то в соавторстве даже выпустил в тот период дискуссии об экономической реформе свою статью «план или стимул», что-то такое… И поэтому дискуссии были, страшные схватки за столом на переговорах. У нас зал заседаний этаже на десятом был. И как только идут новые проекты, меня: «Этот товарник Милюков, этот рыночник [Георгий] Саркисянц[636]» и так далее. Я не хочу сказать, что это было во враждебном тоне, во многом было в дружеском, хорошем. Вообще тональность дружеская — это был стиль аппарата ЦК. Такая негласная порядочность в общении. Я просто поражаюсь, вспоминаю те годы как исключительное что-то. Может быть, какие-то там были, но в отделе нашем, во многом даже благодаря Гостеву. Гостев сам по себе человек спокойный, уравновешенный, не любил никогда каких-то конфликтных ситуаций. Он гасил все[637].

Таким образом, среди большинства экономистов и чиновников в сфере макроэкономики, к которым относились и сотрудники отдела, не стоял вопрос о том, нужны реформы или нет. Вопрос состоял о том, в каком направлении должны они двигаться. Надо ли в первую очередь установить порядок и повысить ответственность, чтобы реализовать запланированное ранее? Или надо просто больше производить и технологически развиваться в ногу со временем? Или необходимо повысить эффективность использования имеющихся ресурсов за счет легитимизации существующих практик реальной работы предприятий, которые существовали помимо «плана» и других административно установленных норм?[638]

Сторонниками первого варианта были в основном выпускники экономических факультетов Московского и Ленинградского университетов и технических вузов конца 1940-х — начала 1950-х годов, которые свой практический экономический опыт приобрели в рамках системы Госплана, Минфина, академических институтов, а также на производстве в 1950-е годы (то есть Гостев, Белик, Костин, заведующий сектором экономического анализа Борис Плышевский, заведующий сектором банков (1973–1981) Николай Гаретовский, заведующий группой консультантов в 1970-е Евгений Смирницкий)[639].