Очерки советской экономической политики в 1965–1989 годах. Том 2

Сошлись мы впервые на даче Сталина, как ни странно, готовя тезиса ЦК к столетию Ленина. Стас, прямо скажем, из другой страты. Я мог гордиться чем угодно — казачеством, дворянством, а он все-таки сын сталинского министра внешней торговли[860].

То есть пиетет Косолапова к высшему кругу сталинского чиновничества (о котором мы говорили выше) и нежелание какой-либо либерализации политики и экономики были основой деятельности группы. К ней примыкали различные типы охранителей (сталинистов, неосталинистов, «идейных коммунистов», «настоящих большевиков», государственников, русских националистов) и «попутчиков». Последние, имея вполне либеральные по меркам политического класса той эпохи убеждения, могли рассчитывать на получение выгоды от вхождения в команду людей, обслуживающих «первых лиц» страны. Например, среди «попутчиков» были «творческие марксисты» из окружения учителя Косолапова — Эвальда Ильенкова[861].

Помимо указанных в этом тексте людей, в 2007 году Ричард Косолапов передал нам список из примерно двух десятков своих сторонников, остававшихся живыми и активными спустя четверть века после описываемых событий. В него входили бывшие работники аппарата ЦК КПСС, Госплана, партийных изданий. Нет особых сомнений, что в начале 1980-х его клиентела насчитывала не менее 50 человек.

Третьим кругом сторонников и исполнителей планов «банды четырех» была «группа анализа общественного мнения» — институция, созданная в Общем отделе Константином Черненко в 1979 году. Позже она была передана в ведение Отдела писем, выделенного из Общего отдела, но по-прежнему курировалась влиятельным секретарем ЦК. Это была специальная группа консультантов, собранная для изучения критических писем и подготовки на их основе записок, которые должны были информировать Черненко и Секретариат ЦК КПСС о социальных проблемах[862]. Ее возглавил бывший заведующий общим отделом Ленинградского обкома КПСС, «человек Григория Романова» в аппарате ЦК КПСС Борис Алексеев. Он ранее активно поддерживал социологические исследования, направленные на обсчет различных аспектов практической деятельности партийного и советского аппарата[863]. О важности группы для самого Черненко и его публичного имиджа говорит тот факт, что ее создание (наряду с созданием Отдела писем) было анонсировано в специальной статье в журнале «международного коммунистического движения» «Проблемы мира и социализма»[864].

Группа анализа при Черненко могла позволить себе пересчитать данные ЦСУ по оценке «непроизводительных потерь» и решить, что те занижены государственным ведомством в 10 раз. Они свободно манипулировали темой, подводя под понятие «непроизводительных потерь» все, что считали нужным. Например, они считали, что потерей является покупка у селян продукции по заниженным ценам, происходящий от этого износ техники, невыгодный владельцам, и т. п., то есть в общем и целом выступали по данному вопросу в духе аграрных лоббистов, таких же, как Горбачев. Возможно, по этой причине Черненко принимал их материалы, читал, но не спешил передавать Брежневу. В то же время в духе всей «банды четырех» они были догматиками-моралистами:

Мы выезжали в Киргизию, в Узбекистан, Казахстан. И в Киргизии, Узбекистане и Казахстане мы говорили о коммунистической морали, а на самом деле там люди жили по родоплеменным отношениям. Родоплеменные отношения определяли их жизнь[865].

В то же время документы о борьбе с такими явлениями при жизни Брежнева не уходили дальше Черненко[866].