Несмотря на решения высокого уровня о их [реформ] проведении, не было еще до конца ясного понимания необходимых и достаточных условий для их распространения на все отрасли экономики, характера взаимодействия различных механизмов при их реализации. Для выявления на практике плюсов и минусов внедряемых механизмов и проводились эксперименты,
— резюмирует опыт экспериментирования сотрудник Госплана Олег Юнь[990]
.Здесь стоит снова вспомнить группу зампредов Госплана, которые активно поддерживали реформы, а не тормозили их, чего можно было бы ожидать в рамках теории о заведомой виктимности и этого органа, и центральной бюрократии вообще.
Новый генсек Константин Черненко также продолжил линию на «дисциплинирование» (и даже ужесточил ее в отношении представителей элит). В экономических вопросах он взял линию на поиски баланса между сторонниками реформ и сторонниками дисциплинирования. Разработку реформ он доверил председателю Совета министров СССР Николаю Тихонову и члену Политбюро Михаилу Горбачеву, уверенно занявшему второе место в партийной иерархии.
Созданная в январе 1984 года Комиссия Политбюро по совершенствованию управления народным хозяйством, объединяющая высокопоставленных партийных и государственных чиновников, продолжила процесс экономического реформаторства как в теоретическом, так и в практическом отношении. Смысл ее создания был очевиден в условиях практического отхода старшего поколения руководителей страны от власти. Андропов, а потом Черненко не выходили из больниц и уже мало интересовались экономическими вопросами, остававшийся «на хозяйстве» Тихонов после бурного 1983-го ослабел. К весне 1984 года он поделился своей властью с набравшим политический вес Михаилом Горбачевым и следовавшим за ним Николаем Рыжковым.
Идейно комиссия, функционирующая за счет убежденных сторонников «косыгинских реформ», оказалась вполне работоспособным инструментом. Она не только поддерживала функционирование экономики в целом, но и создала будущую «программу перестройки» (1985–1988 годов), а также развернула новый этап экономического эксперимента.
Эти объективно стремительно и мощно развивавшиеся процессы реформирования скрывали один серьезный политический конфликт и две крупные проблемы, вставшие в скором будущем.
Политический конфликт был вызван действиями временно получившей возможность влияния крупной идеологической группы неосталинистов. Она объединяла круг партийных и государственных чиновников третьего-четвертого эшелона во главе с главным редактором «Коммуниста» Ричардом Косолаповым. Андропов привлек Косолапова и группу его сторонников для написания своих ключевых докладов, в которых обосновывалась бы политика «дисциплинирования» и подводилась бы марксистская теоретическая база под будущие прогрессистские реформы. Реформы, призванные сделать как в Венгрии и Югославии, должны были быть обоснованы крайне консервативным языком. Возможно, в этом Андропов видел средство получить поддержку консервативного крыла партийного аппарата. Возможно, он понимал, что собирается отменить многое из практик «социального государства», которое возникло в период правления Брежнева. Фактически это означало возможность вернуться во времена позднего Сталина, когда зарплату действительно надо было зарабатывать, а не получать вне зависимости от результатов труда, когда скромные материальные блага стремились использовать для повышения производительности, мотивируя полуголодных «ударников» куском мяса или масла, а также комнатой в коммуналке взамен полатей в бараке. Кроме того, Косолапов вполне разделял андроповскую идею о том, что трудовые коллективы и местные органы власти смогут лучше контролировать директоров, чем министерские чиновники.
За счет этого Косолапов и его неосталинистская клиентела делали Андропова «своим» для политически более консервативных коллег по Политбюро, особенно для лидера фракции «старых друзей Брежнева» — Константина Черненко, сталиниста по убеждениям. Тот и стал новым покровителем Косолапова после смерти Андропова, обеспечив его «влияние» до начала перестройки.
Значительная часть энергии «неосталинистов» уходила на борьбу со сторонниками не экономической, но политической либерализации. К середине 1980-х годов «прогрессисты» представляли собой значительную и сплоченную группу внутри центрального партийного аппарата, прежде всего в международных и в некоторых идеологических отделах, а также в экспертном сообществе, обслуживающем партийный и государственный аппарат. В период правления Брежнева именно они задавали риторику официальных докладов и влияли на «первое лицо»[991]
.