Очерки жизни и быта нижегородцев XVII-XVIII веков

В восточном предместье Города подобное же несчастье случилось в последних годах XVI века. Местный летописец пространно повествует об этом событии: «…лета 7105 года… (1597 год, 18 июня), в третьем часу нощи… В Нижнем Нове-Граде в Печерском монастыре оползла гора от матерой степи и прошла вниз под холмы, где монастырь стоит… Вышла та земля на Волгу сажен на 50, а инде и больши… И явились на Волге бугры великие: суды, которые стояли под монастырем на воде, и те суды стали на брегу на сухе, сажен двадцать от воды и болше. И после того как поникла гора, пошли из горы ключи великие…».

Средняя часть города также не порадовала глаз иностранца — два громадных пожара, случившиеся за последние пять лет, уничтожили добрую треть жилых строений. Во многих местах виднелись лишь пустыри с жалкими остатками обгорелых каменных очагов.

Пару лет спустя, издавая записки-воспоминания о своей поездке по Московии, Урух-бек, между прочим, выразил уверенность, что город Негена на реке Эдер (испано-персидская транскрипция слов Нижний и Ока) уже залечил свои раны. Но мемуарист, вообще благожелательно относившийся к Московии, ошибся в своих предположениях. Грозные политические события отодвинули на целый десяток лет полное восстановление из руин городка на слиянии Оки с Волгой.

Годы от 1601 и по начало 1612 были для Нижегородского края, как и вообще для всей страны, длительной порой глубоких потрясений.

Суровые испытания начались с 1601 года. Неурожаи и эпидемии резко сократили численность населения. Голод в России не обошел и Поволжье.

Нижегородский край уже двести лет славился плодородием почвы. Арзамасский уезд, вместе с Рязанским, считались житницею всего центрального, русского пространства. Сигизмунд Герберштейн, автор книги «Записки о Московии»,[2] уверял, что в нижегородских землях нередки урожаи сам-20 и сам-30. Очевидцы якобы рассказывали, что под Арзамасом палка, брошенная с вечера на голую землю после вспашки, к утру зарастет травой.

И вот в таком благодатном крае население три года подряд испытывало величайший недостаток в хлебе.

Лето 1601 года оказалось исключительно сырым. Дожди лили так часто, что, по словам монаха-бытописателя Авраамия Палицына, «вси человецы в ужас впадоша». Хлеб уж наливался, но не зрел, стоял зеленый, «аки трава». В ночь после «Успеньего дня» (15 августа) ударил «мраз велий» и погубил всю полевую растительность. В эту осень и зиму, по свидетельству того же сказателя, народ еще питался «с нуждою» остатками, сохранившимися от предыдущего урожая. Весною хватило на посев, но семена, залитые дождями, не взошли, погибнув еще в земле.

Следующей осенью начался «глад великий… яко и купити негде… и покидаша отцы семьи свои… мужья жен своих… родители чада своя… мроша людие, как и в поветрие моровое не мроша…». Зима для сельского населения проходила в ужасных муках голода. Весною, борясь со смертью, люди набрасывались на что ни попало, «ядоша всякую листву, траву и мертвечину, и пси, и кошки…». Летом нередки стали случаи трупоядения и голодного бешенства.

В третью осень совершенно необходимо было посеять озимое. Но чем? Отчаяние овладело нижегородскими крестьянами. Купить зерно мало кому оказывалось по средствам: цена четверти ржи (8 пудов) достигла трех рублей, почти в сто раз превышая нормальную (15 денежек куль).

В столь страшное для крестьянского люда время ярко сказались противоречия между интересами состоятельных и неимущих. Хлеб в Нижегородском крае не попадал в руки тех, кому был нужен. Алчные люди, надеясь разжиться от продажи дорогого хлеба, прятали зерно на поле в ямах, засыпали землей и сажали мелкий кустарник. Через год «зернохранилища» покрывались молодой древесной порослью, делаясь совершенно скрытыми от посторонних глаз.

В соседние с Нижегородской областью места, где вдоволь уродились озимое и ярь (овес), отправлялись обладавшие залежными деньжонками скупщики-корыстолюбцы (слова «спекулянт» тогда не знали). Они привозили хлеб обозами из Хлынова (совр. гор. Киров) и верховий Камы.

У южных соседей Нижнего, в Арзамасском уезде, также не было недостатка в хлебе. Наживой занимались здесь землевладельцы из татарских мурз (дворян), которых в большом числе поселил в свое время под Арзамасом Иван Грозный. Татары, приезжая с хлебом на нижегородские сельские базары, произвольно устанавливали непомерно высокие цены: за крестьянскую лошадь давали оков (кадь в 6 пудов) ржи, за корову — немногим меньше.