Очищение

— Ich will auch mit allen auf dem Licht nicht kämpfen. — Ральф тоже не сводил глаз с русских. Романов увидел, что над бортом корабля тут и там появляются люди — все больше и больше, — и отдал сигнал, подзывая к себе половину дружины. Не из опаски внезапного нападения, а чтобы продемонстрировать, что ничего и никого не боится, в том числе — ловушки. — Aber wir haben ihr Dorf schon zerstört. Plötzlich ist sie betrogen, werden uns entwaffnen und werden rächen? Bei uns die Kleinen und die Mädels. Du willst, dass sie ор die Sklavereien bei diesem Vieh aus dem Süden entgangen sind und wurden die Sklaven bei den Russen?

— Aber dann muss man sich raufen. — Рыжий покачал головой.

— Wir werden abwarten, — отрезал Ральф. — Mit dem Schiff werden sie uns sogar mit den Kanonen nicht nehmen.

— Mit dem Schiff ist es nichts bald zu fressen… — Артур вдруг повернулся к Ральфу всем телом. — Höre, gib wir werden auf den Willen des Himmels gelegt werden. Ich werde ihren Kämpfer da aus jenen Burschen herbeirufen, — он мотнул головой в сторону дружинников. — Wenn wir siegen werden — werden sie uns in die Verwaltung dieses Gebiet zurückgeben. Wir werden ehrlich, aber auf eigene Art lenken.

Ральф покусал губы. Спросил:

— Und wenn du verlieren wirst?

— Ich denke nicht. — Артур усмехнулся, прямо посмотрел на русских.

— Gut, — секунду подумав, согласился Ральф. — Sage, dass wir ihm es anbieten… — И прокричал, повернувшись к кораблю: — Duell! Arthűr gegen den Russen! Wer wird siegen — diktiert die Lebensumstände!

— У-у-у!!! — раздалось с корабля длинномногоголосое. Там началось оживленное движение, через минуту из-за носа стали выбегать люди, видимо, спустившись с другой стороны. Но большинство остались на палубе. Между тем Артур обратился к Романову:

— Предлагаем схватку. Я и ваш боец. Руки, ноги и ножи. Честно. Ваша победа — мы подчиняемся вашим законам. Наша победа — побережье пятьдесят километров туда, — он махнул рукой, — пятьдесят километров туда, — взмах в другую сторону, — десять туда, — рука указала в глубь суши, — наша. Иначе большой бой. Он не нужен. Вы не дадите нам уйти с корабля. Мы не дадим вам взять корабль. Много убитых. Никакой пользы. Поединок? — В этом слове был вопрос.

— Что за… — начал кто-то из дружинников, но Романов поднял руку, останавливая его. Потом обвел взглядом своих порученцев — тут было восемь мальчишек. Посмотрев в глаза Женьке, покачал головой, и тот сник — не от трусости, просто оценил, что немец заведомо старше и сильней. — Ну что, кто пойдет?

— Я выйду, — сказал Игнат, расстегивая рывком разгрузку и начиная расстегивать маскхалат. — Нормально все будет, Николай Федорович.

— Бред какой-то! — прорычал вдруг Провоторов. — Зачем это надо?! А если этот фриц убьет Игната?!

— Тогда мы отдадим это побережье им в управление, — спокойно сказал Романов, не сразу сообразив, что говорит, сам. Провоторов хотел что-то яростно возразить, но в результате только плюнул. Романов кивнул немцам: — Согласны.

Артур кивнул, хотел что-то сказать Ральфу, но тот покачал головой, выступил вперед и обратился к Романову:

— Там слишать, что ти сказал, — Ральф указал рукой ввысь, потом поднял к небу обе руки и лицо и что-то проговорил — медленно и торжественно.

— Я сдержу слово, каким бы ни был исход поединка, — ответил Романов.

— Йа тош, — кивнул Ральф. «Сколько же ему лет, — подумал Романов. — И что у них за история? Узнать бы…»

Артур между тем разделся до пояса и внимательно осмотрел идущего навстречу Игната. К удивлению Романова, рыжеволосый не сказал ни единого злого или вообще громкого слова своему противнику. Он поднял руки и лицо к небу и торжественно сказал:

— Die rechtmäßigen Götter ersehnen und sehen[21]. — Потом кивнул Шалаеву: — Для меня это есть честь.

— Для меня тоже честь драться с тобой, — вдруг сказал Игнат. — Не держи на меня зла.

— Arthür! Arthür! Die Teutats, vorwärts! Der Ruhm dem Sieg![22] — яростно и возбужденно кричали с немецкой стороны.

— РА, вперед! — вдруг рявкнул Провоторов. — Рось!

— Рось! Рось! — закричали с разных сторон дружинники, постепенно создавая мощный хор.

Артур и Игнат были примерно одинакового роста и сложения. И финский нож русского был примерно одной длины со штыком в руке немца. И двигались оба одинаково медленно, неспешно, одинаково глядя каждый — словно бы мимо противника.

Было тихо. Теперь было очень, очень тихо.

«Двое подростков собираются всерьез драться ножами, — подумал Романов. — Разве я не должен разнять их? Позвать полицию? Сообщить родителям? Сообщить в школу, в соцслужбы, в черта богова душу мать?»

Он мысленно усмехнулся и скрестил руки на груди, внимательно следя за схваткой.

…Чести славу поет безмолвие,
Чести славу поет безумие,
Честь в чести у прекраснословия,
Не в чести у благоразумия…