Но шутки шутками, а корабль был обитаем. Более того — его обитатели уже начали осваиваться на берегу. И освоение начали, не говоря худого слова, с ограбления попавшейся на пути деревни.
— Зря стоим так, — заметил Провоторов. — Долбанут из какой-нибудь скорострелки…
— По-моему, делегация, — прервал его Романов.
Действительно, из-за носа корабля вышли и неспешно двинулись через грязный замусоренный берег две человеческие фигурки.
— Никому не стрелять, — предупредил Романов. — Если что — успеем, а мне очень хочется знать, что это и кто это. А ну-ка… — Он обвел взглядом настороженно и с любопытством разглядывающих корабль дружинников…
Старик не ошибся. Когда между Романовым и Провоторовым и двумя вышедшими из-за корабля людьми оставалось метров пятьдесят, Романов уже точно мог это сказать.
Это были ребята лет по пятнадцать-семнадцать, в добротной форме и снаряжении без знаков различия. Один — явно с ручным пулеметом — остался у гряды торчащих из сохнущей грязи валунов, присев за ними.
Двое приближались, держа руки на оружии: на изящных автоматических винтовках со сложенными прикладами (Романов узнал бельгийские карабины). У левого — повыше ростом — волосы топорщились коротким, почти бесцветным ежиком, у правого — поплечистей — свисали за спину с макушки длиннющим рыжеватым хвостом. У обоих кроме карабинов были пистолеты, гранаты, ножи. Снаряжение по полной. И они не очень-то походили на мальчишек, играющих в войну. Вблизи Романов различил, что на форме все-таки есть знаки — на рукавах оказались тщательно выполненные, но явно самодельные нашивки в виде того же орла с надписью под ним — «JENER TAG»[17].
— Des reinen Himmels und des guten Wetters[18], — неожиданно сказал коротко стриженный, останавливаясь в пяти шагах от Романова с Провоторовым и кладя руки на карабин — поперек груди.
Романов почувствовал себя глупо. Он очень плохо знал немецкий, а что знал — позабылось; сказанное парнем с этими «химмельс» и «веттерс» сильно походило на ругательство, всякие там «химмельдоннерветтер». Хотя раньше он видел немцев: и взрослых, и детей. Он был в Германии по программе обмена опытом. И даже немецкие солдаты и офицеры не произвели на него никакого впечатления — было только удивление: недавние предки этих вялых и не очень умных людей чуть не взяли Москву?! Детей Романов не видел совсем уж вблизи, но на расстоянии они напоминали какое-то глуповатое стадо — казалось, что никто не занимается их воспитанием и не следит за их внешним видом.
Поэтому как-то не очень верилось, что эти мальчишки — немцы… Они и были настоящими немцами? Коротко стриженный смотрел на Романова безразличными, полными холодного оценивающего внимания серыми глазами, похожими на кусочки льда. «Хвостатый» чуть улыбался, поблескивая белыми зубами, но зеленоватые глаза были такими же холодными, как у его товарища. И вдруг сказал по-русски:
— Меня называют Артур. Говорю на русском. Его, — он мотнул головой в сторону товарища, — называют Ральф. Ральф Бек. Наш… вождь. Мы год в пути. Мы из Германии. Это наш берег, мы станем тут жить. Это наша власть тут.
— Тут уже есть власть, — возразил Романов спокойно, хотя и поразился — что за новости?! Какие еще немцы из Германии?! — Это Россия.
— Er sagt, dass es Russland und dass hier ihre Gesetze, Ralf ist. Meiner Meinung nach, es ist der lokale Herrscher. Kann, über den wir hörten[19], — быстро, не поворачиваясь, сказал рыжий молчащему стриженому.
Тот рассмеялся — сухо, лающе. Он не пугал, не старался произвести впечатление. Он просто на самом деле был опасен, как опасен и прост вынутый из ножен нож. Прогавкал:
— Es gibt kein mehr Russland. Und es gibt kein Deutschland. Uns ist viel es. Bei uns die Waffen und das Gesetz. Wir werden hier leben.
— Ральф сказал: нет ни России, ни Германии, — перевел рыжеволосый. — Мы теперь живем тут. По нашему закону. Нас много. Мы сильные.
— Я не прогоняю вас, — покачал головой Романов. — Напротив — я буду рад, если вы останетесь и поможете нам бороться с бандами и с наступающей зимой. Но вам придется жить как равным среди равных. А не как правящим грабителям.
Между немцами начался быстрый разговор.
— Bietet an, zu bleiben, — сказал Артур, не поворачивая головы в сторону командира. — Sagt, dass über uns froh ist und dass ihm die Menschen nötig sind. Und etwas über den Winter wahrscheinlich die Nukleare. Aber wir sollen leben, wie sie… — Он помедлил. — Ralf meiner Meinung danach des Sinnes nicht entzogen ist. Wir können mit einer ganzen Küste nicht kämpfen, und dieser Mann gefällt mir[20].